Скорее счастлив, чем нет

После завтрака мы выходим гулять и идем непонятно куда – получается, куда угодно, лишь бы подальше от моего квартала.

– А с кем ты вообще дружишь? – спрашиваю я.

– С тобой, – отвечает Томас. – Ну и вроде с Малявкой Фредди и Дэйвом Тощим мы нормально поладили.

– Не, в смысле из твоего двора.

– Да я понял. Стыдно признаться. Я общаюсь только с мистером Айзексом с первого этажа. Он обожает кошек и помешан на заводах. – Он разводит руками: – Друзья предали меня, пришлось стать выше них.

Мне немного неловко спрашивать, но и не спросить не могу:

– Что они такое сделали?

– Помнишь, я про отца рассказывал? С тех пор я день рождения не праздновал. Но в прошлом году мой друг Виктор очень уж настаивал. Он хотел закатить мне вечеринку, всю ночь играть в настолки и пить. Я уже собирался идти к нему, но тут он позвонил и сказал, что все отменяется. Типа он и еще несколько наших друзей идут на какой-то концерт. Я решил, они мне сюрприз готовят. Только больше никто не звонил. Я слишком сильно депрессовал, чтобы пить одному, и в итоге тупо просидел у себя в комнате, смотря в потолок. Мне даже футболку с концерта не подарили!

Не знаю, что за Виктор, но он мудак.

– Радуйся, что избавился от кучки говнюков. Они не давали тебе двигаться вперед.

Томас резко тормозит, разворачивает меня к себе:

– Вот это мне в тебе и нравится. Тебе не плевать, что с тобой будет. Все остальные, кажется, уже смирились, что вырастут, станут никем и никогда отсюда не выберутся. Они не мечтают. Не планируют будущее.

Я отвожу взгляд: пугают меня его разговоры о будущем. Я потираю шрам.

– Если бы… – Мне, наверно, лучше развернуться и уйти, чтобы не тратить его время. – Я недавно думал, что смерть – мое самое счастливое будущее. Спасибо, что говоришь все это, но…

– Никаких «но»! – Томас хватает меня за запястье. – Все мы ошибаемся! Я ошибаюсь каждый раз, когда нахожу неподходящую работу, но это одновременно и шаг в верном направлении! Или, по крайней мере, шаг в сторону от неверного. Ты же больше не будешь пытаться это с собой сделать? – Он сверлит меня взглядом, и я смотрю ему в глаза.

– Никогда.

Томас отпускает меня и идет дальше.

– Видишь, ты уже особенный.

Мы молча шагаем по кварталу. Вдруг мимо проходит молодая женщина с транспарантом: «Пусть Летео сами пройдут без следа!»

Я разворачиваюсь и бросаюсь за ней, Томас – следом:

– Простите, простите, извините, а что значит ваш транспарант?

– Из-за Летео девушка стала овощем, – объясняет женщина с мрачной торжественностью. У нее абсолютно пустые глаза. – Четвертая за неделю. Мы устроили митинг, пусть их закроют.

В ее голосе звучит гордость и чувство собственной важности. Не удивлюсь, если она еще состоит в обществе защиты животных и поливает бутафорской кровью старушек в шубах.

– «Мы» – это кто?

Женщина не отвечает. Мы переглядываемся и идем за ней. Чем ближе Сто шестьдесят восьмая улица, тем громче шум скрытой за домами толпы. Проход перекрывают полицейские машины, их сирены не сдерживают напора зевак. Мы заворачиваем за угол: на улице людно, как будто праздничный парад, только вместо шариков в виде персонажей из мультиков – транспаранты.

10 Незабываемый митинг

Мне попадались фотографии отделения института Летео в Бронксе, но теперь я видел его своими глазами, а толпа митингующих добавляла зрелищу остроты. Казалось бы, это здание должно выглядеть футуристично, как «Эппл-стор» на Манхэттене, но, если честно, даже Музей естественной истории выглядит технологичнее, чем Летео. Это просто четырехэтажное здание из пепельно-серого кирпича.

В последнее время у Летео репутация, как у какого-нибудь морга. Я до сих пор не понимаю, почему люди не требуют закрыть больницы: в них кто-то гибнет из-за врачебной халатности явно чаще. Может, дело в том, что еще недавно штуки вроде Летео существовали только в старых фантастических фильмах и люди боятся прогресса.

Какой-то лысый мужчина рассказывает нам об операции, из-за которой весь сыр-бор. Оказывается, девушка двадцати с небольшим лет с шизофренией заказала операцию, чтобы стереть из мозга воображаемые личности, жившие там с самого детства. В итоге она не очнулась вовсе: лежит в коме, ни живая ни мертвая. Никакой дополнительной информации представители института сообщать не спешат.

Через толпу безуспешно пытаются продраться кудрявая женщина и пожилой мужчина. У них в руках транспаранты: «Преступники недостойны чуда» и «Горе естественно. Вина – заслужена». Кажется, они здесь не из-за девушки в коме.

– Вы оказали услугу преступнику! – перекрикивает толпу мужчина, как будто его вопли услышит кто-то из Летео. – Дальше что, террористов спасать будете?

– Сэр, прошу прощения, – обращается к нему Томас. – Расскажите, что значит ваш транспарант?

Отвечает нам женщина:

– Мы протестуем против решения об автомобильной аварии!

– Расскажите, пожалуйста, о чем речь, – прошу я.

Она трогает за плечо спутника:

– Гарольд, расскажи мальчикам про аварию. У тебя лучше получается.