Скорбь Тру (ЛП)

— Это, должно быть, убивает тебя.

Холод пробежался по позвоночнику Трумэна, и он с вызовом взглянул на брата.

— Если меня не убила потеря тебя и мамы, то и это не сможет.

Куинси долго молчал, его глаза путешествовали по столу, по полу, повсюду, кроме лица Трумэна. Когда он, наконец, заглянул брату в глаза, беспокойство отразилось на его лице:

— Что, если я все испорчу? Я не могу давать никаких гарантий. Ты ведь знаешь это.

Трумэн так часто прокручивал в голове эту фразу вчера, что она укоренилась в его памяти.

— Я не собираюсь наполнять твой мозг дерьмом. Я верю в тебя и надеюсь, что ты тоже веришь в себя, но мы оба знаем, что это чушь собачья. Это будет ежедневная борьба на выживание, испытание твоей силы воли, и я буду там, чтобы помочь тебе. Я постараюсь расширить горизонты, чтобы тебе было легче проходить этот путь, пока ты не встанешь на ноги и не почувствуешь себя достаточно сильным, чтобы самому двигаться дальше. Как бы то ни было, Куин. Я всегда буду рядом с тобой.

— Ради детей, — сказал Куинси, снова отводя взгляд.

— Ради них и ради тебя, — Трумэн наклонился вперед, чтобы привлечь внимание Куинси, — И для меня, брат. Я хочу, чтобы мой брат вернулся, и я сделаю все, что потребуется, чтобы помочь тебе оставаться чистым.

— Все это ты делаешь ради Джеммы, — Куинси взглянул на него. — Она действительно, должно быть, «нечто».

Он не мог отрицать, что просить его обратиться за опекой над детьми было из-за Джеммы, но это не было причиной, почему он хотел видеть брата «чистым».

— Это не только для нее. Это для всех нас. Она права насчет детей. Я не хочу, чтобы они росли, беспокоясь о поддельных бумагах. Чистый лист, брат. Это то, чего они заслуживают. Это то, чего заслуживаешь ты.

Куинси сидел тихо слишком долго, заставляя Трумэна нервничать. Затем он поднялся на ноги и сказал.

— А как насчет Трумэна? Что заслуживаешь ты?

Это был самый страшный вопрос. Его ложь отвергла Куинси и отдалила их друг от друга на шесть изнурительных, меняющих жизнь лет, которые позволили их матери дальше принимать наркотики. Трумэн знал, что заслуживал большего, чем то, с чем он родился, но то, что все шло, как положено, он не сомневался.

— Кто, черт возьми, знает? ― наконец, ответил он. — Но я знаю, чего хочу.

Улыбка Куинси сузилась, и в его глазах вспыхнуло удивление. Черт, это хорошо смотрелось. Гораздо лучше, чем темнота, к которой он следовал, когда только попал в реабилитационный центр.

— Нормальная семейная жизнь и душевное спокойствие, что с тобой все в порядке, — он обнял Куинси и слегка похлопал его по спине. — Подумай об этом. Это все, о чем я прошу. Если это для тебя кажется сильным давлением, я придумаю что-нибудь еще. Самое главное, чтобы ты был чист. Все остальное я смогу принять, — Трумэн потянулся, чтобы открыть дверь.

— Куда сейчас направляешься?

— В здание суда.

Лицо Куинси побледнело.

Трумэн похлопал его по сердцу.

— Это важно, брат. Мне необходимо задать несколько гипотетических вопросов об опеке, чтобы посмотреть, что я могу сделать.

Прежде чем Джемма ушла сегодня утром на работу, он спросил, не последняя ли это встреча. Когда он покинул реабилитационный центр, ее ответ всплыл в его памяти «Надеюсь, нет».

Он собирался сделать все, что в его силах, чтобы этого не произошло.

Глава 25

Есть только одна вещь, в которой преуспела ее мать, это устраивать официальные приемы. Джемма стояла возле одной из мраморных колон в огромном бальном зале дома своего отчима и принимала участие в совершении благого дела. От внешнего вида обслуживающего персонала до сияния мраморных полов и квартета, играющего в центре зала, мероприятие было устроено на высшем уровне. Элегантный канделябр украшал каждый стол рядом с прекрасным фарфором и серебром, которые стоили несметных денег. Красивые мужчины, одетые в строгие смокинги с хрустящими белыми воротничками и великолепно уложенные волосы, потягивали шампанское рядом с красивыми, ухоженными женщинами, чьи руки были элегантно обтянуты перчатками. Женщины, которые, несомненно, провели много времени в спа-салонах, готовясь к этому вечеру, в то время как их дети были оставлены заботам наемного персонала. Сознанием Джемма вернулась в прошлое. Она очень хорошо запомнила те дни. Ее мать приходила домой и выглядела сияющей, каждый волосок в прическе был на своем месте, макияж безупречен, это делало ее молодой и красивой. Даже немного дружелюбной. Джемма была загипнотизирована трансформацией своей матери в те дни. Она с надеждой тогда произносила «Мамочка, ты выглядишь такой красивой», думая, что макияж сделал ее мать добрее. «Да, спасибо, дорогая». Не трогать ее было гораздо важнее, нежели провести с дочерью 5 минут.

Дети, специально приглашенные на это мероприятие, были всего лишь рекламой. Их быстро отправили в другой бальный зал, где с ними занимались нанятые на вечер няни, а также другие сотрудники, специально нанятые для их развлечения. Естественно, после того, как была проведена фотосессия.