Скорбь Тру (ЛП)

— Тру, ты должен подумать об этом. Ты только что сказал, что не дождёшься, когда закончится период досрочного освобождения. Но разве это не считается чем-то незаконным? Разве они не смогут отправить тебя обратно в тюрьму за нарушение условий досрочного освобождения? А что будет с детьми?

Напряжение пульсировало в венах на его шее.

— Чего ты от меня ждешь? — он отпустил ее руку и стал вышагивать взад-вперед. — Это моя семья. Я не могу позволить им войти в систему, где им придется расти самостоятельно.

— Я знаю, что не можешь, — она подошла к нему, и он неохотно прекратил вышагивать, его губы сжались в твердую линию, а глаза прищурились. — Но ни один из нас не может позволить себе нарушить закон. Должен быть другой выход.

— Я не стану рисковать, чтобы потом их забрали, — сказал он, и полная ясность грузом навалилась на них.

Но Джемма не закончила этот разговор.

— Я не могу участвовать в этом. Ты понимаешь? Я не могу быть частью чего-то противозаконного, и неважно, насколько сильно я люблю их и тебя, — она пристально на него посмотрела, желваки на его челюсти ходили ходуном.

— Джемма, — взмолился он, — Это мои дети.

— И ты мужчина, которого я люблю. А это дети, которых я люблю, — она взяла его за руки и смягчила тон, — Ты мой «Tru Blue», и судя по всему, ты их отец. Готов ли ты рискнуть, и отправиться обратно в тюрьму из-за того, что боишься того, что их вдруг заберут, если ты все сделаешь правильно? Законным путем?

— Я делаю это ради них, — настаивал он. — Они и так прошли через многое.

— Я понимаю, Тру. Но манипулировать законом — это не то, что здесь нужно делать, независимо от того, как ты на это смотришь. Разве ты не можешь спросить кого-нибудь, кто в этом разбирается? Если Булет знает людей, которые делают фальшивые документы, может быть, он также знает адвоката, который сможет помочь нам разобраться в этом деле? Я просто не вижу ответа в твоих глазах на эти вопросы, что все может быть по-другому.

— Что, если я потеряю детей, пытаясь это выяснить?

Оба замолчали.

— Это чертово дерьмо, — сказал он, печально вздохнув. — Все, чего я хочу, — это заботиться о них.

— Я знаю. Но я не могу сделать что-то незаконное. Я не могу рисковать, даже ради детей, — слезы наполнили ее глаза, и сердце разрывалось на части.

— Я не хочу потерять тебя и потерять их. Не проси меня делать этот выбор, — он притянул ее в свои объятья, — его сердце билось также быстро, как и его.

— Не проси меня принимать в другую сторону, — сказала она.

Грусть в его глазах чуть не заставила ее упасть на колени.

— Что, если это единственный способ, которым я могу их удержать?

Ее охватило напряжение, и она замолчала, не желая отвечать на вопросы и надеясь, что ей не придётся это делать.

Глава 24

Трумэн следил за женщиной, сидящей в зале реабилитационного центра, и надеялся, что он поступает правильно. После того, как его идеальный вечер с Джеммой перерос в дерьмовую ночь, он так и не уснул. Он не спал всю ночь, обнимая ее и пытаясь понять, что делать. К тому моменту, когда она ушла на работу сегодня утром, а затем на благотворительный вечер, у него все еще не было ответа. Но все же у него была идея, и она казалось ему лучше, чем ничего. Он не мог потерять детей, но также он не мог потерять Джемму. Как он это видел, Куинси был его единственной надеждой.

Он вошел в ту же комнату, в которой встречался с братом в последний раз, только в этот раз он чувствовал себя по-другому. Потому что на этот раз он собирался спросить своего брата о том, о чем не знает, имеет ли право спросить. Это было то, что, он надеялся, поможет Куинси закончить реабилитацию и оставаться чистым.

Что-то, что имело невероятную силу для обратного удара.

Плохо.

Через несколько минут Куинси вошёл в дверь, и будто весь воздух высосали из комнаты, когда они смотрели друг другу в глаза. Врач сказал Трумэну, что Куинси отлично справляется и уже добился кое-какого прогресса. Прошлое — самое тяжелое испытание, но никто не говорил, что будет легко. Лицо Куинси не было видно из-за синяков, глаза были острыми, а движения уже были не такими резкими и напряженными.

— Эй, — сказал Куинси.

Его дружелюбный, но очень отстраненный тон заставил Трумэна напрячься. Он ожидал, что брат все еще будет сердиться и вступит в спор, несмотря на то, что говорил врач.

Куинси сделал шаг вперед, поднял руку, как будто собирался дотянуться до Трумэна, а затем снова уронил ее вдоль туловища и опустил глаза в пол.

Трумэн не мог это так оставить. Он шагнул вперед и обнял брата. Руки Куинси остались висеть по бокам, и сердце Трумэна снова рухнуло. Когда он отпустил его, руки брата обвились вокруг него и из глаз Трумэна чуть не хлынули слезы. Буквально. Если бы кто-нибудь мог заставить его выглядеть довольным как кот, то сейчас это был Куинси.

Объятие длилось секунду, может, три. Достаточно для того, чтобы заставить Трумэна вздрогнуть. Куинси отступил назад и, нервничая, помахал в сторону стульев:

— Мы должны…

— Да, — Трумэн сел на стул, облегченно изменив свое поведение. — Послушай, извини, что прошлый раз тебя расстроил.