Скорбь Гвиннеда

Позже он пожалел о своих словах, поскольку регенты, похоже, уже всерьез решили отправить его в монастырь. Когда настал их черед приносить дары, Алрой получил все достойное короля: новые доспехи, затупленный турнирный меч, набор военных карт пограничных районов, пару копий для охоты на вепря и, как венец всего, полностью снаряженного боевого жеребца изумительной белой масти.

— О, он просто великолепен, благодарю вас, лорд Таммарон! — воскликнул Алрой, когда жеребца вывели из зала.

Подарки Джавану были не менее великолепны, но совсем в ином роде, если не считать охотничьего лука от герцога Эвана — точь-в-точь такого, о каком Джаван мечтал. Остальные же дары подошли бы скорее монаху, давным-давно удалившемуся от мира, чем тринадцатилетнему мальчику: богато разукрашенный часослов, четки и серебряное распятие, достойные какого-нибудь собора, мощи святого Виллима в хрустальном реликварии, а от Хьюберта — простенькое кадило, и дискос, и риза из светлой шерсти. По сравнению с прочими подарками эти казались едва ли не нищенскими.

— Мне сказали, что сии вещи принадлежали вашему отцу, когда он был священником в аббатстве святого Фоеллана, — пояснил Хьюберт, и тон его намекал на большее, чем сами слова. — Когда вы войдете в возраст и пожелаете жить собственным двором, я подумал, они могут вам пригодиться. Капеллану не понадобится привозить свои собственные, — и с этими словами архиепископ передал сложенное одеяние в руки Джавану, словно вручал их свежеиспеченному священнику.

Принц попытался сделать вид, будто очень тронут, но хорошо понимал, на что именно намекал Хьюберт своими подарком; и к тому же он сильно сомневался, чтобы его отец имел к этим вещам хоть какое-то отношение. Пробормотав какие-то слова благодарности, он передал их Карлану, но еще долго после этого чувствовал, что взоры всех присутствующих устремлены на него, — даже когда придворный бард начал читать оду в честь его брата.

Впрочем, настроение собравшихся тут же переменилось, и Джаван почти позабыл о неудачном подарке архиепископа, когда граф Мердок, коротко посовещавшись о чем-то с Раном, Таммароном и Хьюбертом, выступил вперед и поклонился королю.

— С дозволения вашего величества, теперь, когда все дары были принесены, есть еще одно дело, которое мы хотели бы завершить, прежде чем начнется праздничное пиршество. Позволите ли вы мне говорить?

Алрой согласно кивнул и поднял руку, — как будто он мог возразить!.. — но ясно было, что король понятия не имеет, о чем может пойти речь. Зато Джаван вполне мог предположить. За поясам у главы регентов, рядом с кинжалом в ножнах, был заткнут свернутый в трубочку пергамент, и Мердок еще раз поклонился королю и его братьям, прежде чем развернуть и начать читать этот документ.

— Государь, ваши высочества, милорды и дамы, — начал он, вполоборота к залу. — От имени моих собратьев-регентов я хотел бы донести до вас один из пунктов закона. Возможно, некоторые из вас помнят, что указом нашего дорогого покойного короля Синхила, устанавливавшим правила действия совета регентов для его сыновей, пока те не достигнут совершеннолетия, любые четверо его членов могут исключить из своих рядов пятого, если единогласно примут такое решение. С огорчением должен сообщить вашему величеству, что сегодня мы намерены воспользоваться своим правом.

Герцог Эван вскочил на ноги. Ему было всего тридцать семь лет, но в этот миг он выглядел стариком.

— Таким образом мы, граф Таммарон Фитц-Артур, граф Ран Хортнесский, архиепископ Хьюберт Мак-Иннис и я, граф Мердок Картанский, исключаем из совета регентов его милость герцога Клейборна и на его место назначаем почтенного графа Кулдского, лорда Манфреда…

— Мердок, я убью тебя! — Прежде, чем Мердок успел закончить, герцог Эван с яростным криком перескочил через ряды скамей, отделявшие его от регента; в руке его оказался длинный горский кинжал. Клинок зацепил пергамент, который Мердок инстинктивно вкинул, чтобы защититься, затем оцарапал тому щеку, — но граф и сам уже выхватил оружие, парируя новый удар.

— Остановите его! — закричал Ран.

Но оба уже сцепились не на жизнь, а на смерть и покатились по полу. Слуги Эвана с опозданием кинулись ему на помощь, но королевские гвардейцы, устремившиеся в зал, набросились на них. Джаван толком не успел разглядеть, как это произошло, — но внезапно кровь оказалась повсюду, и умирающий Эван остался лежать среди трупов своих слуг. Руками он зажимал глубокую рану на животе, из которой торчал кинжал.

В зале наступила мертвая тишина. Пошатываясь и хрипло дыша, Мердок поднялся на ноги, поддерживая раненую руку. Между пальцев у него сочилась кровь, прямо на только что преподнесенные в дар келдишские ковры. Регент взглядом призвал к себе Ориэля.