Оба ее спутника повернулись взглянуть, и в этот миг шар Ивейн озарил уходящие вверх ступени тускло-черного цвета, огибающие с двух сторон круглое возвышение. Они осторожно приблизились, и она направила светошар вверх, а затем шагнула на первую ступень — и споткнулась от неожиданности, когда свет внезапно ослепил их, отразившись от полированной черной грани какого-то предмета. На нем, насколько удалось разглядеть Ивейн, виднелись очертания, напоминавшие человеческую фигуру.
— Черт возьми! — пробормотал Джорем. — Да это усыпальница.
— Возможно, — рассеянно отозвался Кверона. — Но не просто какая-то усыпальница. Кто-то затратил много труда, чтобы соорудить все это. Давайте посмотрим.
— Только осторожно, — предупредила Ивейн, ступая вслед за Целителем.
Медленно, почти благоговейно, все трое взошли по ступеням — их было семь, как в
Глядя на слой пыли, остававшийся нетронутым веками, она поняла, кто лежит в этом саркофаге — а это был именно саркофаг. Загадочная фигура оказалась не просто искусственным изображением, но чудесным образом сохранившимися мощами.
— И упокоюсь я в мире, ибо лишь ты Господи, даруешь мне покой, — процитировал Кверон один из псалмов. Он поклонился и сделал странный жест обеими руками в сторону головы мертвеца.
— Вы знаете, кто это? — шепотом спросила Ивейн.
— Конечно. Это Орин.
— Орин? — Джорем был потрясен.
— Да. И взгляните на место его упокоения: столпы Мощи и Милости образуют его саркофаг, в точных пропорциях с кубами защиты. Четыре черных образуют Столп Мощи, четыре белых — Милости, а сам Орин — Срединный Столп, что опирается на них. Эта традиция мне знакома — как была она известна и ему самому, и тем, кто вознес его сюда.
Ивейн вновь с благоговением взглянула на тело, осознав теперь, почему половина саркофага черная, а другая — белая. Сверху лежал слой пыли, делая поверхность неразличимо-серой, но не только пыль скрывала покоящееся тело. Оно было, как саваном, окутано тончайшей шелковой сетью, в каждом из переплетений которой был закреплен крохотный кристалл ширала с просверленной по центру дырочкой, чтобы привязать его к месту.
Ивейн не прикоснулась к сети, лишь осторожно поднесла к ней руку, а затем провела ладонью над той ее частью, что свешивалась с краю. Своеобразный порядок, в котором были закреплены кристаллы, напоминал определенную магическую формулу, но она не могла толком вспомнить, где сталкивалась с чем-то подобным.
— Ширал и шелк? — негромко произнес Джорем у нее за спиной.
Ивейн озадаченно кивнула, продолжая осматриваться.
— Да, это магия узлов. Я кое-что знаю об этом, мы даже используем ее в обрядах Совета, но, в целом, это давно забытое искусство. Женская магия, большей частью. Мне кажется, тут сохраняющее заклятье — нечто подобное иногда делал Райс. Кверон, вам это ничего не напоминает?
Целитель бережно провел ладонью над сетью, покрывающей левое колено мертвеца.
— Отчасти, — отозвался он наконец. — Хотя я понятия не имею, как действуют эти чары. Именно в них источник силы, которую мы ощутили от лестницы, и я мог бы добиться схожего эффект на короткое время… но не так надолго, как здесь. А если мы сдвинем сеть, то я не знаю, что случится с ним.
— Вы, правда, считаете, что это Орин? — спросил Джорем чуть погодя.
— Да.
Это короткое слово прозвучало столь уверенно, что у двоих его спутников не осталось сомнений… но это рождало массу вопросов. Ибо Орин был магом невероятной, почти сверхъестественной силы, самый ученый из древнего ордена Дерини, чья мудрость заложила основы всей эзотерической философии Дерини на три сотни лет вперед. Именно Орин первым познал те сокровенные тайны, в которые так рвался проникнуть Камбер — но сумел зачерпнуть лишь самую верхушку. И он же был автором тех самых Протоколов, откуда Камбер взял заклинания, позволяющие принять облик умершего и его воспоминания, а Ивейн создать личину человека, которого никогда не существовало в природе.
И возможно, Орину было известно заклятье, которое ныне удерживало Камбера между жизнью и смертью, и каким образом вернуть человека из этого сумеречного состояния. Теперь же видеть перед собой Орина во плоти…
Его лицо было скрыто под плотной шелковой сетью со вплетенными кристаллами ширала, так что черт было не разобрать, но одеяние мага они разглядывали с изумлением и восторгом — странная смесь церковного и мирского, одновременно чуждое и знакомое. Известно, что при жизни он был высок и хорошо сложен, и даже в смерти излучал ощутимую ауру власти — разом князь и священник. Пыль приглушала цвета, но не могла стереть величия.