Скользящий

— Завтра приезжает дознаватель, он же поверенный в делах князя. Хочет увидеть арестованного. Лично вызнать, так сказать убедиться, что это именно тот человек, который украл кашель с кольцом.

— А я тут причем? — На моем лице отразилось удивление.

— Пленника та нет, представляешь, что с нами будет? Вот и решили мы попросить тебя пару дней им побыть. Больше некому, мой племянник маленький, да и тебя тут никто знает, ни разу не видел. Понимаешь?

— Ух, ты! — Я опешил.

— Не думай, он лишь спрашивать будет, никаких пыток, ничего плохого, я обещаю. Ты сразу все подтвердишь, и дознаватель отстанет. Вечером уедет, а на утро, следующего дня, мы тебя отпустим. Три золотых, не забывай, будут в твоем кармане. А если что, в городе молчать станут, им тоже не выгодно, чтобы кто-то знал, что пленник сбёг.

Я оторопел. Как это все неожиданно.

— К тому же, ты уже согласился нам помочь. Мы тебе очень за это признательны. — Напомнил он.

— Да, я не отказываюсь, вот только, как-то… — мне стало не по себе, от такого предложения.

— Деньги за вино отправлю со своим помощником, если ты об этом. Не волнуйся, он человек честный, отдаст. Все объяснит, мол, задержишься, по одному важному делу. Скажет, что поверенному князя, лично помогаешь, представляешь, как тебя будут уважать?

— А что говорить та, ему надо, ну дознавателю? — Похоже, мне придется здесь задержаться.

— Так скажешь свою кличку, что собственно ты и есть Шустрик. Подтвердишь, что именно ты украл. Мол, увести кошель у князя, почет и уважение среди воров получить. Веди себя понаглей, на все другие вопросы молчи, не отвечай, они не существенные. Ему главное удостовериться, что человек, который стоит перед ним и есть именно тот, кто совершил кражу. Одежку правда придется свою снять. Извини, надо робу надеть, правила. Думаю, два дня потерпишь?

Вздохнув, я кивнув.

— Вот и отлично. — Обрадовался он, аж руки потер. — Да, вот еще что. Завтра, когда тебя сюда приведут, свяжут вначале, так положено. Будешь без рубахи, в одних штанах. Камеру мы тебе нормальную подобрали, сухую, а то у нас тут плесень кругом, сыро. Поспишь два денька, отдохнешь, да и как говорил, деньжат заработаешь.

Что-то боязно мне, аж озноб пробил. Но, раз согласился, куда теперь деваться, придется потерпеть.

— Посиди, я сейчас. — Начальник шустро встал, — и имей в виду, с этого момента мы не знакомы, не выдай себя. Я начальник тюрьмы, ты вор, не подведи.

Я кивнул в ответ и вздохнул.

Он тут же быстро вышел. Я даже не успел ничего толком спросить, как все неожиданно, стремительно закрутилось.

Вскоре начальник вернулся с охранником.

— Так, — он указал с серьезным видом на меня пальцем. — Этого щенка отведешь на нижний ярус, посадишь в седьмую. Дашь робу, его всю одежду заберешь, принесешь мне, понял?

— Так точно, — выпалил тот.

— Вечером, не забудь покормить.

— Будет исполнено господин начальник. — И уже обращаясь ко мне: — Пошел.

Я встал.

— Идите. — Махнул тот рукой.

Мы вышли из кабинета.

— Руки давай. — Бросил стражник, доставая веревку.

Я пожал плечами, наверное, так положено и протянул их. Он шустро набросил петлю, затянув, потащил за собой.

Мы прошли по коридору, спустились. Вновь проход, массивная дверь, за ней спуск еще ниже. Оттуда пахнуло затхлостью. Я поежился.

— Пошел каналья. — Дернул он меня за веревку. — Упираться еще будет.

— Да не… — начал было я оправдываться.

— Молчать, — рявкнул тот, — ты мне еще тут поговори, совсем распоясались, страх потеряли. Какой-то сопляк, что-то вякает. — Бурчал он, таща меня вниз по лестнице, все дальше под землю.

Да, вся тюрьма располагалась именно под землей, аж четыре яруса. Здесь когда-то были хранилища, на случай войны или долгой осады крепости. Затем их переделали, соорудив везде камеры.

Мы вошли в небольшой зал, из него шли три коридора, в разные стороны. Пройдя по левому, остановились возле одной из дверей.

Массивная, деревянная, обитая толстыми полосками железа, уже изрядно проржавевшего металла, с маленьким, решетчатым окошком вверху, заставила меня поежиться.

Стражник, с лязгом отодвинул запор, отворив ее. Ни слова не говоря, просто втолкнув меня внутрь, в нос ударил тяжелый, застоялый воздух. Тут же зайдя следом, он быстро снял с моих рук веревку.

— Скидывай все, да шевелись, мне некогда ждать. — Рявкнул стражник.

Пришлось подчиниться.

— Трусы, что оставил, я сказал, все снимай, — Он зло зыркнул нам меня.

Я нехотя спустил их, затем отдал ему. Тот молча вышел и тут же захлопнул дверь.

— А одежду? — Крикнул я.

Послышался звук запираемого засова.

— Перебьешься, утром принесу. — И ушел.

Как-то стало совсем неуютно. Не привык я находиться в голом виде и поежился. Камера маленькая, всего два на три метра. Серые, мрачные, каменные стены. Слева, небольшое возвышение, сколоченное из грубых досок. На нем сено, прелое, дурно пахнущее. В углу ведро, с крышкой. Дышалось с трудом, еще, было холодно, темновато. Лишь самую малость, пробивался свет сквозь решетки окошка в двери.