Сколько цветов у неба?

– Ни к чему, – спокойно, Аня, спокойно. – Большой отрывок надо вставить?

– Нет, ты скажи, о чем думаешь. Намекаешь на то, что он уже ответить не может? Я хочу знать правду, – в его голосе появились нехорошие нотки.

– Вы уверены? – Аня посмотрела на гостя из-за экрана монитора.

– Я люблю правду.

Да неужели?

– Вы любите правду? Отлично. Тогда я вам ее скажу. У вас был тренер, с которым вы смогли пробиться в сборную, с которым вы поехали на чемпионат Европы. Благодаря работе этого человека о вас узнали многие, и многие, я уверена, помнят вас до сих пор. В книге же вы пишете лишь о том, как плохо он вас тренировал. А сейчас хотите, чтобы все узнали про то, что он заставлял вас принимать допинг. Только где же спасибо этому человеку? Где благодарность за то, что он помогал вам восстанавливаться после травмы? Ведь это он искал вам врачей и массажистов. Об этом писали в газетах, я помню. Вы любите правду, не спорю. Только правда ваша какая-то однобокая. Я бы сказала, ущербная.

– Ну, знаешь ли! – спортсмен вскочил со стула, на котором еще несколько секунд назад сидел развалившись.

– Знаете ли, – поправила его Аня. – Обычно ко мне обращаются на «вы». Даже Владимир Ревельский.

– Это хамство! – взвился фигурист-правдолюб.

Аня ничего не ответила и отвернулась к монитору. То, что ей влетит и, скорее всего, сделают выговор, она знала. Но после того, как высказалась, почувствовала облегчение. Спортсмен, хлопнув дверью, вышел и направился к Татьяне Александровне. В дверях он столкнулся с Леной, которая утром ездила на встречу с клиентом и теперь возвращалась в офис.

– Чего это он такой? – спросила она, провожая взглядом спортсмена.

– Как выяснилось, я тоже люблю правду, – вздохнула Аня. – Сейчас, наверное, будет требовать моего увольнения.

– За тебя Ревельский вступится, – успокоила Лена.

Удивительно, но в высказанных словах была доля правды. Известный прозаик, обладатель нескольких литературных наград действительно симпатизировал Ане. Ему очень нравились ее идеи внутреннего оформления будущего сборника рассказов.

А они всем издательством зачитывались его красивой, умной, проницательной и немного философской прозой. Любое издательство было бы счастливо печатать у себя Ревельского, он же выбрал именно их. Вообще, этот автор сотрудничал с одной очень крупной компанией, но в ней от Владимира требовали романов, говорили, что миниатюры, рассказы и эссе продаются гораздо хуже. Такие вещи кассу не делают. Однако Ревельский не хотел отказываться от интересовавшего его жанра и нашел выход.

– Достойно уважения, – говорила Лена, вздыхая.

Да что там Лена, вздыхало все издательство. Умный, ироничный, утонченный, энциклопедически образованный, Владимир Ревельский очаровывал сотрудниц без труда. У него были необыкновенные глаза. Море в солнечный день.

– Вот он точно голубых кровей, и воспитание дворянское, – сказала однажды Лена.

Аня согласилась.

У Лены налаживалась личная жизнь, ее знакомство в Сети перерастало в настоящий роман. Лена вся светилась в это лето. Ревельский же был олицетворением мечты – недостигаемой и прекрасной. Как реалист, Лена любовалась Ревельским и радовалась роману с обычным земным мужчиной.

За стеной бушевал фигурист-правдолюб. Сейчас Аню вызовут в кабинет на разбирательство. Идти не хотелось.

– Так, уже обед начался, – сказала она, глядя на часы. – Пошли, чтобы не слышать этого?

– Пошли. Только у меня сегодня строгая диета. Овощной салат и зеленый чай. Вечером кефир.

– Это почему?

– Да я опять сорвалась, – жаловалась Лена, пока они спускались вниз, – объелась вчера пирожных и мороженого. Позавчера живот был меньше. Завтра, видимо, опять кефир. Или окна.

– Какие окна?!

– Мытье. Лучше окна! И с чистой совестью – заработанный мармелад.

4

Жизнь Артема неслась с немыслимой скоростью.

Он успел закончить натюрморт и даже написать этюд набережной. Дождался начала выставки по итогам международного пленэра, а на следующий день вылетел в Москву. Серж уже забронировал ему гостиницу в Софии и купил билеты на самолет.

В те несколько дней, что Артем проведет в столице, предстояло сделать многое. Во-первых, упаковать все работы для итальянской выставки. Серж отправит их позже, когда Артем будет в Софии. Во-вторых, посмотреть работу Егора, в-третьих, поговорить по поводу этой работы с Ангелиной и найти нужное место в зале инсталляций. Кроме этого, уже несколько раз звонили из Карелии – появились заявки на приобретение его этюдов и натюрморта. Продавать натюрморт Артем отказался. Его еще не видела Анна Мальцева.

Несколько раз он порывался ей позвонить и узнать, как дела. Просто узнать. Над какой книгой она сейчас работает? Покупает ли булочки из пекарни по дороге домой? Вспоминает ли его, Артема?

Конечно, у нее своя жизнь и планы на выходные.

А у Артема – своя. В ней все расписано до Нового года. А может, и дальше, если Серж что-нибудь уже запланировал, а ему не сказал. Серж часто «забывал», а потом говорил:

– Ой, представляешь, совсем запамятовал…

Это была его любимая фраза. Слово «запамятовал» не сулило ничего хорошего.