Сколько цветов у неба?

Сверсткой Аня управилась за три дня, все отредактировала, отцентрировала, завершила каталог присланным этюдом с балконом, а в начало вставила хвалебную статью Пересвистова и даже ее прочитала. И даже с ней согласилась. Все так. Артем Вольский – очень талантливый художник.

Готовую верстку она отправила на согласование и, пока ждала ответа, занималась другими заказами: сражалась с обложкой, которая все никак не получалась, разрабатывала оформление для историко-литературного исследования (авторской версии самоубийства Маяковского).

Ответ пришел только через два дня. Верстку каталога для итальянской выставки Вольский утвердил, теперь все материалы уйдут в типографию. За эту неделю, кроме его скупого «Согласовано», Аня не получила ничего. И почему-то было обидно. Хотя почему? Что их связывает, кроме типографского заказа и его чисто делового предложения позировать? В том-то и дело, что ничего. И все же… Аня вспомнила его мастерскую – просторную и светлую. Ему, конечно, для работы надо много света. И места. Надо же где-то хранить все эти мольберты, краски, растворители, а еще картины. Картины висели на стенах, толпились на полу, аккуратно прислоненные к стене, лежали на стеллажах в углу. Аня успела многое заметить – она старалась. Старалась смотреть по сторонам и не смотреть на него. Страшно было признаться самой себе, что соскучилась. А ведь ничего особенного в Вольском и нет. Ну высокий, ну симпатичный. И только. А еще талантливый и понимает ее шутки, и все дни в Крыму вел себя с ней не как с подчиненной, а как… с напарником. Они делали одно общее дело – искали сюжеты для картин. Глупости, глупости, глупости…

Вон уже и Лена косо посматривает. В обед сказала, что Аня стала слишком задумчивой. Пришлось срочно переводить тему на БЖУ, тем более что обе заказали овощные салаты и отказались от пирожных.

Задумчивая. Будешь тут задумчивой. Скупое «Согласовано» и больше ничего. А что он должен еще написать? Как дела? Как настроение? Чем занимаешься? Он, наверное, очень занят предстоящей выставкой и работой в мастерской. Аня же занята обложкой и новой версией самоубийства Маяковского. Однако это не мешало ей скучать и вспоминать. Так что, наплевав на все, в пятницу Аня отправила сообщение.

Аня: Да.

Артем: Жду завтра. Привет.

Аня: Привет. Во сколько?

Артем: В 11 утра нормально?

Аня: Нормально. Что надеть?

Артем: Что хочешь. Все равно будешь переодеваться.

Аня:?

Артем: Завтра увидишь.

А в Москву наконец пришел май, не календарный, а самый настоящий – с цветущими тюльпанами и сочной молодой зеленью. Столичный воздух стал вдруг свежим и чистым, открытые кафе приглашали присесть за столик, появились первые кашпо и декоративные горшки с цветущими петуниями, на кустах сирени набухали бутоны будущих цветов. Но сначала будет черемуха с ее прохладными днями и насыщенным душным запахом. Жизнь прекрасна!

В субботу Аня летела в мастерскую, чувствуя себя глупой восемнадцатилетней девчонкой. И ничего не могла с этим поделать. Знала ведь, знала, что ничего хорошего из предстоящего не выйдет – пара сеансов и все. «Ну и пусть! – упорно отзывалось внутри. – Пусть!

Зато потом буду вспоминать, как была музой настоящего художника, и через два века кто-нибудь будет смотреть на портрет в музее и гадать: кто же это? А это я, Аня Мальцева, дизайнер в издательстве, увековечена, как какая-нибудь «Всадница» Брюллова или «Девочка с персиками» Серова.

Дура.

– Привет, – он был в старой серой майке с пятнами краски и в темных джинсах.

– Привет, – она тоже была в джинсах и майке, только фиолетовой и без пятен.

– Проходи.

У него все готово. Напротив мольберта – пустое пространство и большой пластиковый куб, который вполне может служить табуретом. На кубе – бледно-голубая ткань.

– Тебе придется снять майку, – обрадовал Артем и вновь был причислен к отряду Артемонов.

– Мне казалось, мы заранее обговаривали вопрос ню, – ответила Аня, стараясь, чтобы голос звучал ровно.

Возможность сидеть перед ним полуобнаженной почему-то не испугала. Но взволновала. Все-таки есть в этом что-то очень интимное, кто бы ни утверждал обратное.

– Мне нужны твои плечи, – Артем-Артемон невозмутимо рассматривал кисти в стакане, вынимал их по очереди и трогал щетину. – Снимешь майку и бюстгальтер, накинешь вот эту ткань, слегка спустишь, сядешь боком и обернешься через плечо, – отложил кисточки и поднял глаза. – Все понятно?

– Понятно.