— Тогда откуда их знаешь ты?
— О, — рассмеялся Марк, — я уверен, что наделал ошибок. Когда учишься по старым книгам, это неизбежно.
— Не критичных, — мотнул головой Наставник, — потом, если хочешь, я расскажу о них.
— Когда?
И тут второй раз случилось странное. Еще более странное, чем вылетающий из ниоткуда меч. Камта Ара рассмеялся. Смеющихся жителей Страны Полуночи не только не видели в Империи, их даже не изображали на картинках.
Считалось, что их лица не способны к улыбкам, а их гортань — к смеху. Подобно тому, как никто из созданий не способен на мурлыкание — кроме котов.
— Так вы все-таки можете смеяться? — опешил Марк, от удивления даже не подумав о том, как выглядит такое заявление.
Но Наставник не обиделся. Не смотря на внешнюю суровость, он оказался на диво добродушным человеком.
— Мы такие же люди, как и вы. И можем все то же самое. За исключением магии. Да и то это не физическая особенность. Просто мы долгое время жили в отдалении от мира, а своих учителей магии у нас нет. Кровь уснула.
— Значит, ваши неподвижные лица, это просто обычай? Или религиозный запрет, который касается только чужаков?
— Вот теперь я точно верю, что ты — ученый. Я уже несколько лет путешествую по Империи, и в первый раз встречаю человека, который задавал бы столько вопросов. За исключением тех парней, которые встретили меня на таможне, но их, в основном, интересовало, что я везу…
Смех оборвался внезапно и малыш стал очень серьезен:
— У нас считается, что тело человеческое — есть дом его души. А в доме должны быть как открытые двери, так и закрытые. Домочадцам, родным и любимым открыты все двери, для них нет запретов. Они могут видеть нас такими, какие мы есть — это их право.
Для остальных ты открываешь столько дверей, сколько сочтешь нужным. Можешь вообще не открывать ни одной — это твое право.
— Значит, — Марк бросил на наставника любопытный взгляд, — я невольно заслужил право на одну открытую дверь?
— Я люблю ученых, — согласно кивнул малыш, — моя мать была из них. Она изучала звезды. Считай, что я открыл тебе дверь в память о матери. Но на поблажки не рассчитывай. Учитель я жесткий.
— И в мыслях не было, — широко улыбнулся Марк, — любому, кто видит вас больше пары мгновений, такое и в голову не придет.
…Сказать, что позже он проклял тот день и свое неуемное любопытство пятьдесят пять раз и еще столько же? Это не сказать ничего.
Чтобы выкроить время на науку Камты Ара, пришлось научиться спать не больше пяти длинных клепсидр в сутки. Давалась она ему плохо. Наставник ничуть не преувеличивал, говоря, что некоторым вещам учатся еще до зачатия. Например, выворотность суставов, которую демонстрировал Камта Ара шутя, Марку казалась непостижимой. Да и была такой — в семье учителя "крутить ноги и руки" начинали раньше, чем ходить и держать ложку.
А немыслимая координация движений? Камта Ара рассказывал, что нянька, качая колыбель, время от времени начинала толкать ее очень сильно — так было нужно, так делали все. Младенец бился о деревянные стенки, ушибался, орал… но при этом уже учился. Учился группироваться, чтобы избежать травм.
А боль… Боль — это часть жизни. В тренировочном зале боль — твой постоянный спутник. Наставник берет тебя за правую руку, а боль — за левую. И вместе ведут к мастерству. Боль — не зло и умение терпеть ее — не доблесть, отмечающая великих героев. Просто навык, который нарабатывается трудом и терпением. И временем. Как и все остальные навыки.
Камта Ара учил его жестко, без скидок на возраст, усталость и "неправильное" происхождение. Но при этом — Марк чувствовал — был покоряюще добрым. Как эта доброта сочеталась с болезненными ударами длинной тяжелой палки Наставника — Боги знают. Сочеталась… как-то.
Синяки от палки надолго стали его постоянными спутниками.
Кстати, в бою с мечом и на полосе препятствий "секретная техника" никаких преимуществ Марку не давала. Он ожидал, что, благодаря дополнительным занятиям, как-то вырвется вперед — но успехи были более чем скромны.
Наставник улыбался одними глазами и напоминал, что честно предупредил — некоторым вещам учатся до рождения. Марк кивал, прятал надежды и разочарования подальше и доставал спокойствие и терпение.
И не замечал, видно, от крайней усталости, что каждый раз, когда он выходит на полосу, Наставник меняет клепсидру.
Что его личная клепсидра почти на четверть короче обычной.
А в спаррингах Наставник никогда не ставил его против других "серых", а работал с ним только сам. И, когда работала их пара, занятия в зале приостанавливались, а ребята из стражи изумленно глазели на размытые тени и старались уловить их движения.
Ничего этого Марк не замечал, потому что нагрузка, которую он сам, добровольно на себя взвалил, оказалась почти предельной.
…Получив чувствительный удар концом палки в плечо, Марк честно попытался сосредоточится. И, через пару мгновений огреб еще раз, точно в то же место. Бездна! Это было обидно.
— Где сегодня твое внимание? — поинтересовался Наставник.
— Да, вроде, брал с собой, — пошутил Марк, — но, похоже, оно по дороге сбежало в самоволку…
— Что-то случилось?