Сколько стоит любовь?

– Саша, – на секунду в ее глазах загорелся огонь и тут же погас. – Мама! – она резко поднялась. Видимо, поняла все по моему разбитому виду. Я тяжело вздохнул, потому что не собирался её обманывать.

– Ее больше нет, Наташа…

По лицу сестры потекли слезы, и она отчаянно замотала головой из стороны в сторону.

– Это неправда. Ты говоришь неправду! Нет, – заплакала она навзрыд, и я не мог больше сдерживаться, а ком внутри горла, что мешал дышать, вырвался наружу.

Я сам едва сдерживал слезы. Но знал, что если сестра их увидит, то я никогда не выведу её из этой истерики. Она ведь всегда брала пример с меня. А сейчас мне необходимо было быть сильным.

– Наташа, погляди на меня. Наташа… – позвал я сестру и слегка встряхнул за здоровое плечо.

Но тщетно, сестра заходилась в рыданиях, я вышел из палаты и позвал медсестру. Та ввела Наташе успокоительный укол, и она немного присмирела. Я гладил её светлые волосы и часто-часто моргал, ощущая бездонную пустоту внутри. Мне хотелось отмотать время назад и что-то изменить. Но, увы, такое было мне не под силу. Поэтому оставалось, сцепив крепко челюсти, терпеть и ждать, надеясь, что со временем станет легче.

Домой я вернулся поздней ночью. Не помню, как добирался до него, но проснулся я в родительской спальне с тяжёлой головой, будто беспробудно пил неделю или две. Перед глазами все расплывалось, и я ещё какое-то время лежал и подсознательно желал одного – поскорее похоронить мать. Как бы больно не было прощаться с ней, но это конец… По мне так легче было предать её тело земле и заблокировать все гнетущие и терзающие душу воспоминания. Хотя бы на время, потому что боль от ее утраты и тоска по ней будут нарастать постепенно. И если бы не пошёл вчера смотреть на неё, так бы и представлял, наверное, сейчас, что она все ещё жива. А надежда, что все это неправда, крепла бы, ведь врачам свойственно иногда ошибаться. Но я все видел лично сам, и сомнений быть не могло. Это не ночной кошмар, это случилось по-настоящему. С этими мыслями я и заснул и, как по закону подлости, снилось мне счастливое и беззаботное время и улыбка матери, словно кто-то поставил её на репит – она всплывала не только в моих воспоминаниях, но и подсознании.

Теперь в этом доме ничто меня не держало. Да что там держало… Его хотелось спалить и пепел развеять по воздуху. В один день все резко встало с ног на голову, и я больше не представлял, что будет там, в следующем дне.

Поднялся с кровати, слегка шатаясь. Спустился вниз, прошёл через большой холл и направился на кухню. Осушил залпом два стакана воды и порылся на полках. Где-то у нас лежал запасной телефон. Наверняка отец уже был в Москве, и я так ненавидел его в эту минуту, что готов был убить. Как он посмел оставить мать и Наташу одних и отправиться с той потаскухой отдыхать? Нет, я не искал правых или виноватых, но ведь, останься он или я дома, все могло бы быть иначе. А получается, и моей вины во всем этом не меньше? Будь мама жива, она бы успокоила меня и сказала, что нужно думать о живых. И, конечно, была бы права, но что делать с сердцем, которое нестерпимо сильно болело в груди, и никакие лекарства не излечат теперь эту боль? Может быть, только время притупит, но я пока не сильно рассчитывал на этот вариант.

Поставил телефон на зарядку, а сам направился в душ. Холодная вода частично привела меня в чувство. На сегодня у меня было запланировано много дел, в первую очередь встретиться со следователем. С отцом, как бы не кипели внутри гнев и злость на него, я решил не только не разговаривать, но даже не встречаться, потому что не сдержался бы и накинулся бы на него, чтобы вытряхнуть всю душу, или еще чего хуже – накинулся бы с кулаками. Но ради Наташи я готов был держать себя в руках. А после… Даже не знаю, что должно случиться, чтобы я хоть когда-то простил этого подонка.

Я оделся, взял все необходимые документы и вещи и собирался выйти из дома, чтобы не дай Бог не встретится с отцом, который обещал быть в Москве первым же рейсом. Хотел уехать пораньше. Но тут позвонили в дверь. На пороге стоял Карим с бледным, осунувшимся лицом.

– Саша, – его голос вибрировал от напряжения. Он, видимо, тоже примчался в Москву следом за мной. – Ты куда? – он кивнул на сумку в моих руках.

– Расчленил этого мерзавца и теперь везу его останки на мусорку.

Лицо Карима сделалось ещё бледнее, но он понял, что я имел в виду.

– И с тобой я тоже не хочу говорить. Уверен, ты давно в курсе его похождений и прикрывал их не раз. Скажу даже больше, после похорон матери ни тебя, ни его в своей жизни я больше видеть не хочу.

– Саша…

– Я тороплюсь. У меня по плану встреча со следователем, а потом с Наташей. Если хочешь помочь и усыпить свою совесть, займись похоронами. Не уверен, что у отца это получится успеть.

– Саша…

– Ненавижу! – я крепко сцепил челюсти и процедил сквозь зубы.