...ское царство

На импровизированной трибуне проникновенно говорит кто-то из местных отцов города. За трибуной среди многочисленной охраны, обряженной в гражданское, бегает Миля — Эмилий Флякс, отдавая жаркие распоряжения в коробочку мобильного телефона. О, сейчас он совсем не походит на того приниженного, на того жалкого человечка, что сидел подле своей владычицы Розы Цинципердт. Сейчас он сам хозяин, сейчас его гепатитно-желтое лицо с дряблыми щеками и мешками под выпуклыми зенками полно энергии, а пожалуй, и мысли.

— … все мы мечтаем о мире и благополучии… — балаболят с трибуны.

— Где машина с колбасой?! Где водка?!! — почти кричит в свой телефон Миля. — Что значит, с минуты на минуту будет?! Похоже, жить тебе больше не хочется. Толпа уже начинает расходиться, ты это понимаешь? Короче, если через пять минут…

Но в этот момент с тыльной стороны сборища подлетает небольшой автобус, и Миля, не простившись, нажимает на кнопку отбоя.

Двери автобуса распахиваются, с оперативностью группы захвата из него выскакивают какие-то люди с ящиками водки, с коробками, наполненными торчащими палками колбасы. Тут же толпа бросается им навстречу, точно по волшебству на глазах увеличиваясь.

А на трибуне протяжно воет местный архиепископ в нарядном клобуке:

— Братья и сестры, наступает один из величайших, всерадостных дней…

Толпа с остервенением рвет друг у друга из рук бутылки и колбасу.

— Святитель Иоанн Златоуст так говорит: «Ад пленен сошедшим в него Господом, упразднен, поруган, умерщвлен, попран, связан». Так и мы в день грядущих выборов должны, отделяя свет от тьмы, зерна от плевел, отдать свои голоса…

В беснующейся ораве будущих избирателей уже назревает потасовка, но бдительным охранникам пинками и тычками удается призвать взволнованное стадо к умиротворенности.

— …так смелее войдем на этот пир веры и любви… — стонет с трибуны поп.

— Ур-ра! — вылетает из толпы неподдельно радостный куражливый голос. — Да здравствует Роза, мать наша!

Великолепное лимонно-желтое авто Гарифа Амирова, отошедшее к нему от Максима, плавно, точно люгер, причаливает к обочине дороги.

Из машины выходит Гариф. Его простоватый гардероб как-то потешен рядом с царским блистающим средством передвижения.

Гариф направляется в парадное добротного многоэтажного дома.

Он поднимается в кабине лифта.

Он нажимает на звонок у мощной бронированной двери. Ему долго не открывают, но в конце концов перестук замков знаменует факт, что его все-таки признали. Дверь отворяется.