Итак, Плевна в блокаде. Что в создавшейся обстановке мог предпринять Осман-паша? Пробиваться через кольцо окружения, ждать прорыва блокады извне, сложить оружие? Но у Осман-паши выбора не было: телеграммой турецкого военного министра предписывалось – обороняться до окончательного израсходования продовольствия, после чего прорываться на Орхание или в каком-либо ином удобном направлении. Правда, Стамбул предпринял попытку силами наскоро сформированного Орханийского корпуса под командованием Мехмет-али-паши прорвать кольцо окружения. Однако попытка эта ни к чему не привела, и армия Осман-паши осталась в кольце один на один с противником. Тотлебен теперь мог без помех решать задачу блокады Плевны. В приказе по войскам от 2 ноября говорилось: «Позиции вокруг Плевны при линии обложения в 70 верст разделяются на шесть участков, для обороны коих назначено число войск, соответствующее протяжению и относительной важности каждого». Оборона первого участка была возложена на румынские войска во главе с генералом Чернатом, второй участок – под командованием Зотова, четвертый участок оборонялся бригадой 30-й и 16-й дивизий, несколькими отдельными батальонами, казачьим полком и десятью батареями под общим командованием Скобелева, пятый отводился войскам генерала В. В. Катался, шестой участок занимали войска гренадерского корпуса, кавалерийская бригада, два кавалерийских полка и двенадцать батарей генерал-лейтенанта И. С. Ганецкого. Наиболее важные участки возглавляли Скобелев и Ганецкий. Через них проходили две основные дороги: на участке Скобелева на Ловчу – Троян и на участке Ганецкого на Орхание – Софию.
Вокруг Плевны стал создаваться пояс укреплений. В их строительстве русским войскам удалось полностью использовать богатейший опыт предыдущих боев. Прокладывались дороги между участками, для маневра силами, в случае прорыва на одном из них, линии телеграфа надежно связали военачальников.
Скобелев глубоко сожалел, что наступило еще одно сидение, теперь уже плевненское. Сторонник наступательной войны, он не мог мириться с тем, что битый им противник находится рядом, в нескольких сотнях шагов от траншей, занимаемых его дивизией. Между русскими и турецкими войсками установилось как бы негласное соглашение: стреляют турки – русские отвечают, русские начинают – турки отвечают. Подобное было не для Скобелева, и он ищет любую возможность, чтобы напомнить противнику о своем существовании.
Три неудачных штурма Плевны не могли не сказаться на моральном состоянии русских войск. Солдаты упрека не заслужили. Глухой ропот шел из траншей и землянок. Нижние чины корили и ругали на чем свет стоит тех, кто вел их на напрасный убой. Хотелось выть горьким воем и кусать локти от сознания бессилия изменить что-либо. Так обстояли дела и в 16-й дивизии, впоследствии иначе и не называемой, как Скобелевская. «Белый генерал» принял дивизию, когда атмосфера тревоги (ждали перехода Осман-паши в наступление) парализовала многие начальственные умы.
В середине сентября Скобелев начал знакомство с частями 16-й дивизии. Перед третьим штурмом Плевны в ее рядах насчитывалось двести тридцать девять офицеров и десять тысяч пятьсот шестьдесят нижних чинов. После штурма потери составили: офицерского состава – сорок четыре процента, нижних чинов – сорок процентов. При столь значительных потерях пришлось переформировать полки в двухбатальонный состав. Во время третьей Плевны 1-я бригада 16-й дивизии была непосредственно подчинена Скобелеву и принимала активное участие в штурме, а затем в удержании Скобелевских редутов. Остальные два полка – Углицкий и Казанский – действовали в центре, и если казанцы понесли не напрасные потери, заняв траншеи, то сорок два процента потерь в личном составе Углицкого полка лежали на совести начальства, его неумении управлять войсками. Достаточно вспомнить атаку в центре, где полки вводились в бой один за другим, не имея перед собой четкой цеди наступления.
Уже внешний вид солдат, по воспоминаниям А. Н. Куропаткина, говорил о многом: постоянно мокрые, озябшие, сумрачные, сильно испачканные, в рыжих размякших сапогах, облепленных глиною, в дурно сидевших скомканных, насквозь промокших головных уборах. Поэтому деятельность Скобелева по превращению дивизии в боевой организм заслуживает особого внимания, ведь именно с этой дивизией связаны наиболее яркие страницы его военной биографии.
18 сентября Скобелев принял дивизию и, к общему удивлению и солдат, и офицеров, поселился в палатке недалеко от передовой, в расположении Казанского полка. В тот же день Скобелев устроил смотр частям, и, как заметил один из офицеров дивизии в своем дневнике, в лагере стало «то же, да не то».