Скиф

— У сколота должны быть настоящие друзья. Их клятвы боги скрепляют кровью. Примешь ли меня, Фароат, ты другом? — спросил он.

Из памяти мальчика я узнал, что сколот может иметь двух, трех друзей, с которыми было распито вино и кровь, принесены богам клятвы. Тот, кто многим предлагает свою дружбу, считался чем-то вроде распутной женщины. Поступок Артаза — воина опытного и мужа, прожившего долгую жизнь, для Фароата значил очень много! Воины Хазии на его стороне! В последний момент я сумел взять под контроль порыв мальчишки, едва не располосовавшего нам ладонь левой руки. Сделал надрез на холме Луны и накапал нашу кровь в кубок.

— Перед Табити, Папаем и Апи клянусь быть тебе, Артаз, верным другом, и пусть Гайтосир и Артимпасой, и Фагимасодой[51] свидетельствуют — я клянусь сражаться с твоими врагами, делить с тобой хлеб и вино… — декламировал я заученную когда-то под диктовку Афросиба клятву.

— Клянусь и я перед нашими богами сражаться с твоими врагами, делить хлеб и вино, отдать из двух коней лучшего тебе и дочь свою в жены!

Фароат ликовал, чего я не мог сказать о себе. Ведь без меня меня женили! Я терпеливо ждал того момента, когда сообщу хитрецу Артазу, что утром мне придется сразиться с самим Агафирсом. Скорее всего, протрезвев, тот не забудет оплеухи, полученной от Фароата.

Едва Артаз произнес свою клятву и мы выпили вино, как воины закричали, радуясь случившемуся. И Алиша тут как тут — уже тащила меня куда-то наружу. Ну да, какой сколот не любит пожрать и выпить? Обмыть все теперь полагалось. И шумели воины, предвкушая застолье.

— Остановитесь, — закричал я, — послушайте, что я скажу!

Воины замерли, Артаз схватился за мою левую руку, за правую уже держалась его дочь. Тогда я и поведал им, как вождь паралатов оскорбил меня.

— Рабом меня назвал, и ошейник требовал показать! — распалялся я, а воины Хазии, слушая, выли и скрежетали зубами.

* * *

— Фароат, проснись… — шептала Алиша и легонько покусывала мочку моего уха. Какой вулкан таился в этой пигалице! Я знал ее задумчивой и печальной, суетящейся у костра, когда она ничего и никого не замечала вокруг, и нежной, заботливой… к мальчишке. После незабываемой ночи с таинственной незнакомкой я вдруг понял, что уже ненавижу ее, ненавижу глубокой, утробной ненавистью, хотя и вчера, и позавчера, и даже сегодня днем думал о ней. О ее милых губах, которые умеют так лукаво и доверчиво улыбаться, о тонких пальчиках, волнах светлых волос, свободно и легко ниспадающих на плечи, когда она расплетала свою косу. Непросто жить с раздвоением личности, непросто…

Воины Ильмека за тяжкое оскорбление соплеменника и брата были готовы призвать к ответу вождя паралатов. Кричали:

— Веди нас, Фароат!

Но Артаз древком копья да по спинам быстро усмирил пыл молодых, а мне сказал, что-то по смыслу похожее на «утро вечера мудренее» и посоветовал хорошо выспаться. Так я и оказался в какой-то кибитке вместе с Алишей. Когда почувствовал ее горячее дыхание, понял — любовь Фароата целомудренна. Он готов сохранять ей рыцарскую верность даже в желаниях, даже в мечтах, и сейчас, когда невеста уже горела, и губы ее дрожали от страсти, за нас двоих пришлось отдуваться мне. Думал, все пройдет мимо, не будоража сердце, почти не оставив следа, но ошибался: проснулся от ее шепота и ласки, вспомнил ночь, и что-то дрогнуло внутри, оборвалось и полетело вниз, так сладко защемило сердце…

Мысленно чертыхаясь, я полез из кибитки наружу, а протестующей и все пытающейся удержать меня Алише напомнил:

— Мне сегодня с Агафирсом биться…

Почувствовал, как крепко сжались на моем бедре ее пальцы:

— Я боюсь! Не уходи…

— Не бойся… — ответил я и, наконец, отодвинул иссохшую, ломкую, оставшуюся почти без ворса овечью шкуру, прикрывающую выход. Увидел Авасия, стоящего всего в шаге от кибитки, и подумал: «Вот с кем обязательно нужно распить вино с кровью!»

Парень протянул мне руку, за которую я с радостью уцепился, и друг вытащил меня наружу. Всхлипывая, Алиша принялась подавать оставленные в кибитке вещи: портупею и меч, перевязь с акинаком, панцирь и шлем. Последним она отдала халат и, ловко поймав меня за руку, снова запричитала:

— Милый, не уходи!..

— Все будет хорошо! Не плачь, меня ждет твой отец…

Услышав об отце, Алиша успокоилась, так мне показалось, и отпустила мою руку. Сам того не зная, я оказался прав. Едва я облачился в доспехи и вооружился, как Авасий протянул в сторону шатров руку и сообщил:

— Пазака, тебя уже ждут…