Клочья тумана расползались по холму, как овечье стадо, пряча от наших глаз сады, рощи, храмы и усадьбы. С мастером мы встретились у его кузни, а оттуда уже спустились в Нижний город. Агофокл возжелал сам испытать свое творение, а я не стал возражать. Тем более что кузнец по своей инициативе изготовил два десятка массивных железных наконечников и насадил их на короткие неоперенные древки. Я намеревался стрелять свинцовыми шариками, и мне было интересно узнать, на что способны стрелки Агофокла?
Мы вышли за городские ворота на рассвете. Со мной был верный Авасий. Так сложилось — куда я, туда и он. За холмом на берегу лимана темнели несколько землянок, а еще дальше, километрах в трех или четырех, начинался лес, казавшийся отсюда тучей, опустившейся на землю передохнуть. К тому леску мы и направились. Коней не взяли. Мне хотелось размять ноги и как следует рассмотреть все вокруг города.
Местность хоть и изобиловала холмами и оврагами, но они почти не мешали нашей прогулке. Мы шли по широкой натоптанной тропе, то взбираясь на горку, то спускаясь в овраг. Вокруг было очень тихо, и эта тишина, монотонность нашего движения предрасполагали к размышлениям. И мысли мои вращались вокруг слухов о Керкинитиде. Впервые об этом полисе — городе-государстве я услышал от роксолана Гнура. И может, не стал бы связывать его военные планы с планами ольвиополитов, если бы не узнал о намерении архонта привлечь к будущей войне сколотов. Случайность или чей-то промысел? Я должен встретиться с роксоланом у стен Керкинитиды именно тогда, когда там же окажется армия ольвиополитов, а их военный флот перекроет выход из гавани. Но зачем Гнуру скрывать от меня свое участие в этой кампании и вводить в заблуждение, информируя о планах сражаться за Феодосию или против, вместе с царем Боспорского царства Сатиром? Ответить на эти вопросы сейчас я счел невозможным, однако уже предвидел чью-то тонкую игру. И справедливо полагал, что роксолан против своей воли в нее вовлечен, а значит, прежде чем ввязаться в феодосийскую кампанию, мне придется поучаствовать в захвате Керкинитиды. Или нет?…
Агофокл, шедший первым, остановился, чтобы лучше разглядеть какие-то движущиеся тени во влажном тумане, заволакивающем даль. И разглядев в них стадо сайгаков, стал натягивать тетиву арбалета. Мы с Авасием приготовили на всякий случай луки, но стрелять в животных мне не хотелось. Уж очень мы удалились от дома, чтобы не думать о трудностях возвращения обратно с тяжелой добычей на плечах.
Я и Авасий подкрадывались к табунку, следуя за Агофоклом, а сайгаки, пощипывая травку, шли навстречу. Все ближе и ближе… А когда до губастого рогача оставалось метров сорок, может, чуть больше, кузнец стал на одно колено, прицелился и выстрелил. «Мимо», — подумалось мне, ведь ничего после хлопка тетивы не произошло, разве что животные замерли, услышав незнакомый звук. Прошла секунда, вторая — рогач сделал длинный прыжок и приземлился уже мертвым. Агофокл закричал:
— Отрат!
Хоть я и не знал греческого, на котором между собой общались ольвиополиты, но понял, что мастер радуется удачному выстрелу.
Стрелку, пробившую сайгака навылет, мы так и не нашли, но я ликовал: ведь для моих целей, сложись жизненные обстоятельства особым образом, результат такого выстрела вполне удовлетворял замыслу. Большего от секретного оружия мне не требовалось. Подобрав брошенный кузнецом арбалет, достал из мешочка стрелку и попросил Агофокла, уже орудующего ножом у своего трофея, отойти. Кузнец сообразил, что я хочу пострелять в тушу рогача, и побрел к Авасию. Парень стоял спиной к нам и следил за дорогой.
Первый выстрел я сделал почти не целясь и попал в шею, другие — уже стараясь угодить поближе к месту поражения. Выстрелив три раза, подошел к цели. Стрелял я метров с двадцати, и когда увидел, как кучно легли в цель стрелки, позвал мастера и показал, что у меня вышло. Тот только языком поцокал и повторил свое: «Отрат».
Сняв шкуру и сложив в нее мясо, оставив голову, потроха и копыта на радость падальщикам, мы возвращались в Ольвию. Солнце уже припекало, и мы часто останавливались, чтобы передохнуть. Во время одной такой остановки мимо нас по дороге проехали всадники-сколоты. В одном из них Фароат узнал Сохаба — молодого воина из сотни Хазии. Почувствовав радость в эмоциях мальчугана, я едва удержался от вопля, рождающегося в груди, и не побежал вслед за всадниками. Фароат внутри меня обиделся, обрушив на меня мощную волну горечи. Наше сердце, будто от утраты чего-то дорогого, сжалось…
Глава 15
С бронзовых треножников поднимались облака ароматных курений, с которыми соперничали своим сильным запахом цветы, стоящие в вазах у выбеленных стен, висевшие гирляндами и венками под балками потолка и разбросанные по полу.
Мне было невыносимо находиться в такой удушливой атмосфере, но гости Аристида, собравшиеся на пирушку, считали этот дым и запах изысканными, необходимыми для должного настроения.