Хромую кобылу я продал прямо там, где и получил работодателя — на площади Гелона за сотню монет. Тогда я узнал, что за хорошего коня просят от трехсот серебряных оболов. Не так уж и много, как казалось, когда еще не держал в руках тех денег. Маленькие серебряные монетки весили не больше грамма. Аристид выдал аванс — кожаный мешочек с тремя сотнями оболов. То была наша зарплата чуть больше, чем за девять дней сопровождения каравана грека. Потратились полученные деньги тоже быстро: добротные, из овечьей шерсти, выкрашенные синей краской плащи, например, обошлись нам по пятьдесят оболов, каждая овца из тех, что закупили мы в дорогу — по десять. За один литр дешевого вина торговцы просили половину обола, и пришлось покупать: мне это пойло не нравилось, но я понимал, что в пути тот кисляк все же придется добавлять в воду для дезинфекции. Горох, овес, просо и пшеница при переводе на понятные для меня меры веса обошлись от четверти серебрушки за килограмм овса и обол за ту же меру пшеницы.
Выдав аванс, эллин приказал быть на рассвете у южных ворот. Для верности, чтобы быть понятым правильно, он указал рукой направление и отправился по своим делам. Я и Авасий, получивший после стычки с Силаком и его людьми мое абсолютное доверие, продали лошадь, купили плащи и договорились с местным торговцем-будином, что ближе к вечеру по согласованным ценам заберем у него пять овец, вино, горох и фуражный овес.
Покончив с делами, пошли к выходу из города, где должны были встретиться с Алишей и ребятами. Они еще утром покинули город, чтобы исполнить волю архонта и позаботиться о наших лошадях.
Авасий, игнорируя жару, накинул на плечи плащ, скрепив его концы большой железной булавкой, вышагивал за мной, горделиво посматривая на прохожих. Наблюдая за ним, я успокаивался, оправдывая расходы: ребята будут рады получить плащи.
Оказавшись за городским валом, но еще на горе, я невольно остановился, восторгаясь. Как хороша эта дикая, девственная, роскошная природа! Река и водоносные балки, изумрудные луга и темные рощи, звуки птичьи во множестве, что и не разберешь, какая сейчас прокричала над головой. А главное, воздух особый. Просто дышать — удовольствие!
Ребят мы нашли там, где и договаривались — вверху по реке от моста, на дальнем от Гелона бережке. Притопали вовремя: Алиша варила кашу. От костра пахло мясом. Спросил, откуда? Оказалось, Лид удачно поохотился на уток. В пределах видимости, недалеко от костра пощипывали сочную траву наши кони. Ребята возились с чем-то у реки. Пошел к ним и, когда рассмотрел ворох оружия, из которого извлекалось то копье, то топор и прибрежным песочком с них счищалась ржавчина, удивился:
— Откуда все это?
— Родичи Силака дали! — прокричал Лид, потрясая над головой клевцом. — Есть еще горшок со стрелами и десяток щитов!
«Хорошо, что меня там не было: отдал бы им тела за просто так…» — подумалось, но и радости особой я не испытал. Хотя, конечно — оружие и стоимость высокую имеет, и без него в этом мире не обойдешься.
С Аристидом встретились, как уговаривались. Солнце еще не встало, когда мы подъехали к южным воротам. Все это было два дня назад. Сейчас мне кажется — давно. Когда же вернется Мазий? Он ускакал в разведку, двигаясь по равнине, не упуская из виду извилистую, разбитую тысячами колес дорогу, серым шрамом рассекающую золотую с зеленеющими холмами степь.
Мазий вернулся, когда на посеревшем небе появились первые звезды. Он еще скакал, а над засыпающей степью звенел его голос, обгоняя разгоряченного коня:
— Номады!
Сколот-номад и сколот-пахарь — разные люди, хотя и молятся одним богам, одинаково одеваются и говорят, понимая друг друга. Оседлый и кочевой скиф всегда встречаются со скрытой неприязнью. Пахарь видит в кочевнике опасного человека, разбойника, а тот считает хлебороба полурабом, смотрит на него свысока, презирает его за труд и страсть к оседлому образу жизни. Сколот-номад и сколот-пахарь оба торгуют с эллинами, но по-разному. Первый берет в обмен на свой скот оружие, золото и вино, готов при этом вступить в спор и даже ссору.
Второй может взять в долг под будущий урожай, старается сохранить с колонистами хорошие отношения, приобретает у эллинов бронзу, железные лемехи, посуду, цветные ткани и считает, что при всей хитрости греков с ними можно вести дела. Пахарь не проявляет страсти к разгулу, как это делает его кочевой собрат, старается запасти что-нибудь на черный день, а не жить только сегодняшним. Поэтому Мазий, повстречав в степи кочевников, так всполошился. Кто знает, что им может прий ти в голову, когда они увидят наполненные ценными товарами возы Аристида?