Скиф

Когда я вдыхал влажный воздух, пахший морем и пряными травами, смотрел на уходящий за горизонт флот ольвиополитов, меня охватывало тягостное предчувствие, что выполнить свою миссию, исполнить долг будет гораздо труднее, чем можно было ожидать. Вечная история: пытаешься заранее перебрать в уме все возможные варианты, тебе и в самом деле удается взвесить их все и каждый в отдельности, кроме одного-единственного, который сваливается тебе как снег на голову.

Гнур тайно заключил союз с царицей меотов Тиргатао. Теперь армия номадов под его предводительством шла на восток, чтобы все-таки сразиться с Сатиром, хоть и не за славный полис Феодосия, но все равно в интересах Афин. Забавно? Я, когда узнал об этом, тоже был удивлен. Номады шли на восток около недели, а мне все не удавалось поговорить с Гнуром, узнать о цели похода. За блестящим потоком ближников роксолана сплошным строем двигалась конная бала. Воины-дружинники были хорошо одеты, все имели луки, мечи и копья в руках. Эта бала постоянно охраняла Гнура и была готова защищать своего владыку от любого врага, будь то сармат, грек или сколот.

Позади этой личной гвардии нашего военачальника шли отряды под предводительством своих вождей. С ними шли и мои паралаты. А за нами – нестройные толпы конных лучников и, наконец, никем не считанные ватаги искателей приключений, вооруженные чем попало и не имевшие предводителей. Они шли за войском сами по себе в чаянии военной добычи, но, как правило, в бою такие воины оказывались в первых рядах и умирали первыми.

Когда войско останавливалось на ночлег, степь загоралась тысячами звездочек костров. Серыми тучами стелились отары баранов, мелькали силуэты скачущих коней, и почти до утра скрипели колесами догоняющие армию кибитки с женщинами и запасами зерна.

Я уже смирился с неизвестностью, когда прохладным вечером, едва присев у костра, получил от Гнура приглашение. Его передал устно один из дружинников. Он же и проводил меня к роксолану. У большого костра собралось около сотни воинов. Все они, как я понял, были военачальниками и знатными воинами. Я не стремился занять место поближе к Гнуру, спокойно стоял за их спинами и слушал. Тогда роксолан и поведал нам, за кого и против кого идем на войну. А чуть позже, когда начался пир я, подслушав разговор у одного из костров, выяснил, что царица имеет мужем некого Гекатея. Тот был поставлен Сатиром царем на землях синдов. Гекатей родился эллином, а Тиргатао – меотиянкой. Никто не знает доподлинно, что произошло между ними, но поговаривают, что Гекатей полюбил другую женщину, а свою царицу вознамерился убить. Будто бы и покушение состоялось, но Тиргатао спаслась. Теперь мстит супругу и боспорскому царю, а наш Гнур то ли влюблен в нее, то ли сам хочет стать царем меотов и синдов.

Я снова погружаюсь в сухой анализ полученной информации, но ненадолго. Разгоряченное тело прижимается к моей спине, и Опия, крепко обняв, целует меня в шею. Опия… кто же еще мог осмелиться на подобное действие?

Как ни сильны были моя обида и разочарование, в какой-то мере и отвращение к ней, но сердце принялось отчаянно биться. Я уже был готов обернуться к русоволосой, обнять, поцеловать в сочные губы и отнести подальше от пирующих воинов, но в тот момент из сумрака вышел широкоплечий воитель. Его могучая шея и тяжелые кисти рук свидетельствовали о немалом опыте в рукопашных схватках. Угрюмые черные глаза смотрели на меня с уверенностью победителя. Он подошел так близко, что коснулся носком остроносого сапога моего колена и стал развязывать веревку, поддерживающую штаны. Кафтан его был распахнут, здоровяк где-то оставил свой пояс с акинаком. Когда я понял, что он намеревается сделать, то сомнений уже не осталось – этот сармат решил унизить меня, а в случае моего сопротивления он рассчитывал убить голыми руками, как недавно я сам справился с Аспаком.

Опия сжала пальцами мои плечи, наверное, впечатлившись видом органа, из которого громила вот-вот начнет поливать меня. Признаюсь, я впал в состояние если не робости, то некоторого замешательства. Без сомнения, это чья-то изощренная месть, но кому может быть выгодно мое унижение или смерть?

Подогнув под себя правую ногу и, используя ее как пружину, я резко поднялся и ударил своего обидчика левой рукой в область печени. Здоровяк хрюкнул, согнулся и тонкой струйкой обмочил свои расшитые бисером полусапожки.

Почувствовав прикосновение руки Опии и холод железа: девушка пыталась вложить в мою руку нож, – я все еще размышлял, как быть?… Было уже не важно, заговор это или подстава, начатое дело требовало завершения. Секунды болевого шока у моего противника истекали, вот-вот боль отпустит его, и тогда мне несдобровать. Схватив рукой за его кудрявые черные волосы, я перерезал сармату горло. Он тут же попытался разогнуться, и мне пришлось изо всех сил вцепиться обеими руками за его шевелюру и тянуть вниз.