Схождение в ад (сборник)

Сознание померкло вновь. Очнувшись в очередной раз, Алик потребовал погасить свет, ибо тот мешал ему спать, однако свет не гасили, никто на зов не являлся, и тогда, разодрав рулон туалетной бумаги, висевший возле унитаза, Бернацкий занавесил решетку бумажными лоскутами, после чего погрузился в сон.

Пробуждение, естественно, было безрадостным. По совокупности свершенного грозил Бернацкому немалый тюремный срок: пьяная езда, двенадцать поврежденных машин, оскорбление полиции, попытка скрыться…

О своем будущем Бернацкий думал не без содрогания.

Молоденький полицейский надзиратель принес ему весьма приличный завтрак из ближайшего ресторана и даже — две банки пива, последнее — внемля проникновенной мольбе мучавшегося похмельем Адольфа.

Вскоре Алик стоял перед судьей, зачитывавшим ему перечень перипетий криминального инцидента. Интонация, равно как и выражение лица судьи, ничего хорошего не обещали.

«Боже, — подумалось тогда Алику. — Проехать полмира, перенести незнамо что и в итоге закончить жизнь в чужедальней тюряге… Да никогда!»

— Господин судья. Сэр. Мистер, — произнес Алик горько. Главное в любом преступлении — причина. Могу ли я изложить причину?

Судья выразил согласие.

И Алик, преодолевая языковой барьер, довольно складно поведал историю о смерти его больной одинокой мамы в Советском Союзе — империи зла, куда он, конечно же, не может выехать даже для того, чтобы проститься с дорогими останками…

Да, произошел есте твенный срыв, надлом… Господин судья, обратившись к компьютеру, без труда проверит: ни одного преступления не совершил честнейший Адольф Бернацкий до дня вчерашнего, ни одного… Он раскаивается, он молит о пощаде, он…

Американцы сентиментальны. Это явствует из дальнейшего разговора сторон.

— Что же с вами делать? — сказал судья. — Расходы по разбитым машинам оплатит страховая компания. Но я вас наказываю штрафом в триста тысяч долла…

— Я получаю пособие, — отозвался Бернацкий грустно. — Я слаб материально.

О пятнадцати тысячах наличными он распространяться не стал, равно как и о своей подпольной работе в такси.

— Я лишаю вас водительской лицензии…

— Но тогда… у меня нет возможности устроиться на работу, — парировал Бернацкий.

— Вы будете в течение полугода раз в две недели отмечаться в полицейском участке! — рассвирепел судья и долбанул молотком по кафедре.

Вечером на радостях Бернацкий пригласил к себе в подвал двух безнравственных женщин и устроил грандиозный праздник в честь избавления от темницы.

Проснулся утром с гудящей головой. Девицы испарились. Через некоторое время открылось, что испарились также часы, золотые цепочки, перстень с бриллиантом и все пятнадцать тысяч наличными, лежавшие под ковром.

Оцепенело анализируя такое открытие, горя желанием вызвать полицию, но одновременно опасаясь, что за поощрение проституции его опять поволокут в суд, Бернацкий расслышал наконец чей–то голос, и принадлежал голос новой ответственной съемщице дома.

Голос поведал Бернацкому о всем нехорошем, что в Алике наличествовало, и ни о чем положительном не упомянул, подытожив: завтра к утру подвал освободить!

Опохмеляясь остатками из бутылок и дожевывая зачерствелую закусь, Алик, обращаясь к потолку, матерно крыл Америку жестокую, бессердечную, битком набитую жуликами, корыстолюбцами, насквозь прогнившую, лицемерную, очевидно зараженную скрытой юдофобией … И насчет юдофобии за примером далеко ходить не надо, новые жильцы пример ярчайший и убедительный!

И почему он когда–то не согласился на эмиграцию в Израиль: все там свои в этой теплой фруктово–овощной республике, даже телевидение советское принимается, и жилье дается, и деньги… Или в ЮАР бы махнул… Эксплуатировал бы черное большинство, жил бы барином в собственном особняке…

Заметим, что о достоинствах жизни в Израиле и в ЮАР Бернацкий знал со слов ему же подобных неудачников, далее Брайтон–Бич–авеню в своей американской эпопее не перемещавшихся, а ограничивающихся маршрутом: винный магазин пляж — квартира и благотворительная контора.

В разгар критического нецензурного монолога, обращенного к потолку, раздался телефонный звонок.

Звонили прежние соседи, ныне — жители Нью–Йорка. Тепло справлялись:

— Как ты там, Алик?

— Плохо, — сознался Алик, всхлипнув.

И — поведал о злоключениях своих.

— А давай к нам! — предложили друзья.

— У нас как раз подвал пустует. А испанцы здешние наверняка про тебя позабыли, так что не бойся.

И Алик сей же миг начал собирать чемоданы. Теперь его ждал новый подвал. Подвал Нью–Йорка. В штат Калифорния отныне возврата не было. За нарушение исполнения судебного приговора Алик регистрировался на компьютере как преступник, должный быть осужденным на тюремный срок, а потому появляться в этих краях представляло отныне значительную опасность. Да и зачем? Ему вполне хватит территории остальных Соединенных Штатов. И что западное побережье, что восточное…

У новых жильцов Алик из соображений скорее практических, нежели мстительных, позаимствовал цветной телевизор со встроенным видео и кое–что из гардероба, решив, что в Нью–Йорке это ему пригодится и многое сэкономит.

ДРОБЫЗГАЛОВ