Сход листьев на мерзлую землю

И видит, как, поднимая в воздух комья пыли и пепла, поднимается на костяных коленях Рогач. Голова его, огромная и белая, украшенная мертвыми рогами, поднимается над в поляной, и Эрле взмывает в небо, растянутый на ней, точно бабочка.

– Эрле! Ну как так! Что…

Кажется самому, что кричит, а на деле пищит тише мышки. Листвен закрывает ему глаза узкой ладонью.

– Тшшш… Не надо. Не смотри.

Не стоит в самом деле смотреть, как Рогач ест Эрле. Но все равно – смотрит. Не отводит глаз. Слезы жгут, а все равно не отводит, не моргает даже, чтобы ни на миг не перестать смотреть.

С лютым хрустом костяные челюсти ломают позвоночник. Рогач заглатывает Эрле быстро, крупными кусками, не жует, и теплая кровь льется по белому черепу, застывая бурыми разводами. Кровь хлещет по сторонам, падает вниз, на руки, на лицо.

– Не смотри… – почти умоляет Листвен, но голос его теряется среди шума листвы и хруста костей.

– Да как же это… – говорит, с трудом разлепляя губы. – Да как же так-то… Эрле…

– Эрле не зря тебя просил уходить. Пойдем. Не будем огорчать… – Листвен крепко сжал пальцы на его плече.

Тем временем белые кости шевелятся, поднимаясь с земли. Вместо жил их стягивают между собой черные ветви и колючки, и держат накрепко, так, что Рогач, не прекращая работать челюстями, встает-таки сначала на колени, преломив передние ноги, а потом и во весь свой немалый рост.

Опускает голову и смотрит, в а глазницах матово и черно, словно оттуда сама ночь смотрит.

– Темное время пришло, – говорит Листвен и опускается на одно колено, склоняясь перед величием Рогача, получившего жертву.

Озирается вокруг – сквозь пелену слез все как в тумане. Видит, как один за другим склоняют колени Старейшины, а мальчишки не видно нигде. Темнеет мгновенно – весь свет, что еще оставался, Рогач заслоняет могучей своей головой.

Поляну обволакивает тишиной.

Рогач переступает с ноги на ногу, запрокидывает голову, открывает рот и начинает кричать.

Крик разносится над лесом, заглушая шелест листвы, крики ворон, вообще любые звуки заглушая, и ничего не остается, кроме этого крика. Зажимает уши, не хочет слышать, и видеть тоже не хочет.

Перед глазами – упавшая с высоты роста Рогача рука Эрле, единственное, что упало, что осталось, откушенная рука.

А дальше – только туман над лесом.

Открывает глаза – перед ним опушка, ботинки все в черной земле, влажной, сырой, а в округе сухо.

Открывает глаза – впереди поселок, собаки лают, люди шумят, кто-то с рюкзаком идет от станции, разносится гудок электрички.

Открывает глаза – а от слез вокруг ничего не видно, все размыто перед глазами.

За спиной тишина. Такая, что птицы не поют, ветры не веют. Только где-то в самой глубокой чаще на сырой поляне поднимается во весь свой могучий рост Король Леса и приходит зима.

С черными ее ночами, с восковыми свечами.

С тишиной под луной.

Мертвая, глухая, до весны бы дотянуть.

Чья-то рука опускается ему на плечо.

– Иди, – говорит Листвен, и голос его дрожит. – Иди, вернешься весной. Только ты по весне обязательно возвращайся, хорошо?

Медленно кивает. Слова Листвена с трудом пробиваются через уши, вокруг все ватное и густое, но Листвен продолжает:

– До весны далеко. Вырастешь. Ожесточишься. Оживешь. Научишься. И тогда возвращайся. Потому что такие долги всегда надо платить.

– Знаю, – кивает. – Знаю. Мне Эрле объяснял. Да и ждут меня… Этот.. Деревянный… Поможет.

– Так ты знал, что так будет? – спрашивает Листвен.

А что ему ответить?

– Конечно, знал. Эрле мне говорил. Только я не верил. Все думал, заберу его, уведу, и все это как страшный сон забудем.

Листвен качает головой:

– Ни одно дело, доброе или злое, не может пойти поперек свободы воли. Эрле выбрал сам. Эрле тебя выбрал. Поэтому еще время у тебя будет. А потом возвращайся.

Поднимается, глядя Листвену прямо в глаза, говорит:

– Может, напутствие хоть какое дашь?

Листвен качает головой.

– Я тебе не Эрле, не мудрец, не дурак, советов не даю. Но такое запомни: возвращаться стоит без вины, без цепей. И про Эрле не забывай.

Задумывается. Повторяет:

– Без жены, без детей, без вины, без цепей… Что ж, непросто мне придется.

– В тебе что-то такое видел Эрле. Чем-то ты отличался от прочих детей, что приходят на окраину леса по грибы да землянику. Потому и позвал тебя за собой. И сам… – Листвен на мгновение замолкает, потом договаривает: – сам с тобой уйти собирался. Да жребий выпал. Мы над жребием не властны.

– Увидимся, Страж, – кланяется, как положено. – По весне.

Поворачивается спиной, идет обратно, к жизни, к поселку, к участкам, где Эрле нет, где все живые, где ждет школа, родители, дом. Спотыкается на каждом шагу, запинается ногой за ногу, падает лицом в ледяную землю. Выдирает пальцами из земли сухую траву, мнет в кулаке жухлые листья, пытается кричать – и не получается.