— Какой смысл трепать языком? — продолжал тот. — Не в моих интересах. — Он усмехнулся. — Сэру Бэзилу это бы не понравилось, и я сам мигом очутился бы в работном доме. Теперь — совсем другое дело. Я руководствуюсь чувством долга, что только похвально в глазах других нанимателей. Когда речь заходит о сокрытии преступления…
— Итак, изнасилование вдруг стало преступлением! — с отвращением воскликнул Монк. — Когда же вы это осознали? Когда почувствовали, что сами висите на волоске?
Если Персиваль и смутился, то виду не подал.
— Речь не об изнасиловании, сэр, я — об убийстве. — Он еще раз слегка вздернул плечи. — Убийство леди — это ведь куда серьезнее, чем…
— Чем изнасилование горничной, к примеру, — вынужден был согласиться Монк, хоть это и было ему противно. — Ладно, вы можете идти.
— Доложить сэру Бэзилу, что вы желаете его видеть?
— Да. Но если хотите сохранить свое место, сформулируйте это как-нибудь иначе.
Персиваль счел возможным не отвечать и грациозно удалился.
Монк был слишком взбешен выплывшей на свет несправедливостью и слишком сосредоточен на предстоящем разговоре с сэром Бэзилом, чтобы тратить злость и презрение на лакея.
Минут через пятнадцать Гарольд сообщил, что сэр Бэзил готов встретиться с ним в библиотеке.
— Доброе утро, инспектор. Вы хотели меня видеть?
Сэр Бэзил стоял у окна за спинкой кресла.
Хозяин дома выглядел утомленным, морщины на его лице, казалось, залегли еще глубже. Монка раздражало в нем все: и поза, и выражение лица, и только что заданный вопрос.
— Доброе утро, сэр, — ответил Монк. — Да, я только что получил новые сведения. Мне хотелось бы от вас услышать, правда это или нет, а если правда, что вы об этом можете сообщить.
Сэр Бэзил не выразил особой озабоченности — лишь вежливый интерес. Костюм его был черным, но слишком элегантным для убитого горем человека.
— О чем бы вы хотели спросить, инспектор?
— О девушке, что работала у вас два года назад. Ее звали Марта Риветт.
Лицо сэра Бэзила застыло, он отвернулся от окна и выпрямился.
— Какое отношение это имеет к смерти моей дочери?
— Она была изнасилована, сэр Бэзил?
Глаза Бэзила широко раскрылись. Лицо выразило отвращение, затем — напряженную работу мысли.
— Понятия не имею!
Монк с трудом держал себя в руках.
— Разве она не пришла к вам с жалобой?
Легкая усмешка коснулась губ Бэзила, руки его сжались в кулаки и снова разжались.
— Инспектор, если бы у вас был дом с таким количеством слуг, половина из которых — юные и впечатлительные девушки с необузданным воображением, вы бы услышали много подобных историй. Конечно, она пришла ко мне и заявила, что была обесчещена, но трудно сказать, правду она говорила или же просто нагуляла ребенка и пыталась свалить вину на другого. Возможно, кто-то из слуг действительно силой добился ее внимания…
Сэр Бэзил снова сжал кулаки.
Монк вовремя прикусил язык и многозначительно взглянул ему в глаза.
— Вы сами-то верите своим словам, сэр? Вы же говорили с девушкой. И, насколько я понимаю, она обвинила в насилии мистера Келларда. А он, конечно, сказал, что не имеет к ней никакого отношения?
— Это относится к делу, инспектор? — холодно осведомился Бэзил.
— Если мистер Келлард изнасиловал девушку, то да. В этой давней истории может корениться нынешнее преступление.
— В самом деле? Что-то не улавливаю, каким образом? — любезно спросил сэр Бэзил, и в голосе его не было ни нотки гнева.
— Тогда я объясню, — процедил Монк сквозь зубы. — Если мистер Келлард изнасиловал эту несчастную и остался безнаказанным, а девушка была уволена, то это говорит многое о натуре мистера Келларда. Например, о его уверенности в том, что он может добиваться от женщин близости, не спрашивая их согласия. Отсюда один шаг до предположения, что он мог попытаться силой добиться близости миссис Хэслетт.
— И убить ее? — Сэр Бэзил задумался. Однако когда он вновь заговорил, в голосе его прозвучало сомнение. — Марта не упоминала, что он угрожал ей, да и сама была невредима…
— Вы ее осматривали? — смело спросил Монк.
На секунду сэр Бэзил вспылил:
— Конечно, нет. Да и зачем? Она, как уже было сказано, не выдвигала подобных обвинений.
— Осмелюсь предположить, что она просто не видела в этом смысла — и была права. Ее изнасиловали, а затем выбросили на улицу, не снабдив даже характеристикой.
Монк тут же пожалел об этих вырвавшихся в запальчивости словах.
Лицо Бэзила потемнело от гнева.
— Какая-то потаскушка нагуляла себе ребенка и обвинила мужа моей дочери в том, что он ее изнасиловал! И вы хотели бы, чтобы я и дальше терпел ее в своем доме? Или рекомендовал своим друзьям? — Он по-прежнему стоял у окна и смотрел на Монка. — У меня есть обязанности перед семьей и друзьями, и в первую очередь я отвечаю за счастье дочери. Дать рекомендацию женщине, обвинившей одного из своих хозяев в таком поступке, было бы весьма безответственно с моей стороны.
Монка так и подмывало спросить об ответственности за судьбу Марты Риветт, но он прекрасно понимал, что своим дерзким вопросом не добьется ничего, кроме неприятностей — вплоть до отстранения от дела, к великой радости Ранкорна.