Скелет в шкафу

— Мне это кажется более вероятным, чем подозрение, будто обожаемый ею Киприан мог убить сестру, боясь, что та донесет о его долгах отцу, с которым она откровенно не ладила. Или, скажем, что ее убила Фенелла, опасаясь, как бы братец не прознал, какие скверные знакомства она водит.

— Мне говорили, что миссис Хэслетт все еще оплакивала своего мужа, — медленно произнес Монк, надеясь, что Майлз правильно поймет его вежливый намек.

Майлз расхохотался:

— О боже! Какой вы все-таки ханжа! — Он откинулся на спинку кресла. — Да, она оплакивала Хэслетта, но при этом оставалась женщиной. Конечно, на людях она продолжала изображать скорбь. Это вполне естественно. Но Тави была женщиной — точно такой же, как и все они. И Персиваль, осмелюсь предположить, прекрасно это знал. Он вообще довольно сообразительный малый: пара улыбок, трепет ресниц, потупленный взор — и все уже ясно.

Монк почувствовал, как у него от ненависти сводит шею, но постарался, чтобы голос его звучал спокойно:

— Иными словами, вы полагаете, он все понял правильно? Именно этого ей и хотелось?

— О… — Майлз вздохнул и пожал плечами. — Смею предположить, позже она, естественно, вспомнила о том, что имеет дело с лакеем, но к тому времени он уже потерял голову.

— Есть у вас иные основания так полагать, мистер Келлард, кроме ваших собственных домыслов?

— Наблюдения, — сказал он раздраженно. — Персиваль — типичный дамский угодник, у него был флирт с одной или двумя служанками. Так что все можно было, знаете ли, предвидеть. — Лицо Майлза выразило мрачное удовлетворение. — Нельзя держать людей день и ночь в доме, чтобы в конце концов чего-нибудь не произошло. А Персиваль — человечишка, исполненный самомнения. Поинтересуйтесь им, инспектор. А теперь я прошу извинить меня. Больше я вам все равно ничего сказать не смогу, разве что призвать прислушаться к голосу здравого смысла и вспомнить все, что вам известно о женской натуре. Всего доброго!

На Куин-Энн-стрит Монк возвращался, охваченный самыми нехорошими предчувствиями. Хотя разговор с Майлзом Келлардом должен был, по идее, поднять ему настроение. В самом деле, Монк наконец-то нашел вполне приемлемую причину, из-за которой слуга мог убить Октавию Хэслетт, причем такой ответ давал ему возможность избежать многих неприятностей. Ранкорн был бы счастлив, сэр Бэзил — удовлетворен. Монк мог арестовать лакея и трубить победу. Газеты бы вознесли его до небес, расхваливая за быстрое решение проблемы. Ранкорна это, конечно, расстроило бы, но, с другой стороны, он бы утешился тем, что трудное и щекотливое дело завершилось быстро и без скандала.

И все же после разговора с Майлзом Монк чувствовал себя подавленным. Майлз явно презирал и Октавию, и лакея Персиваля. Его суждения были язвительными и беспощадными.

Монк поднял воротник, пытаясь защититься от хлещущего по мостовым дождя, и, свернув на Леденхолл-стрит, двинулся вверх по направлению к Корнхилл. А не напоминал ли он сам чем-то Майлза Келларда? Когда ему пришлось разбираться в собственных записях, он не обнаружил в них ни капли теплоты к людям, беды и преступления которых он когда-то расследовал. Суждения его были кратки. И в той же степени циничны. Эта мысль путала Монка. Неужели и он тоже был пустым, бездушным человеком? С тех пор как несколько месяцев назад Монк пришел в себя в госпитале, полностью утратив память о прошлом, он не встретил ни единого человека, кто относился бы к нему с любовью или благодарностью. Кроме сестры Бет, но ее чувства скорее напоминали слепую преданность. Кто еще? Неужели у него никогда не было любимой женщины? Память молчала…

Монк остановил кеб и велел ехать на Куин-Энн-стрит. Он устроился поудобнее и постарался не думать больше о собственной персоне, а сосредоточить все мысли на лакее Персивале и представить в подробностях, каким образом глупый флирт мог перерасти в нечто большее и обернуться насилием.

Снова оказавшись на кухне, Монк потребовал к себе Персиваля. На этот раз они говорили в комнате экономки. Лакей был бледен, чувствуя, что кольцо вокруг него сжимается все теснее. Он держался напряженно, его мышцы под ливреей слегка подрагивали, руки были судорожно сцеплены, а на лбу и возле рта проступили капельки пота. Он неотрывно смотрел на инспектора, ожидая атаки и готовясь отразить ее любой ценой.

Монк наконец заговорил, прекрасно сознавая, что вежливо такие вопросы не сформулируешь. Однако Персиваль уже угадал, куда метит полицейский, и попытался перехватить инициативу.

— Вы многого не знаете из того, что происходит в этом доме, — хриплым дрожащим голосом начал он. — Спросите мистера Келларда о его отношениях с миссис Хэслетт.

— И что же это за отношения, Персиваль? — тихо спросил Монк. — Насколько я слыхал, они весьма холодно относились друг к другу.

— На людях. — Уголки рта Персиваля насмешливо скривились. — Она-то, допустим, его недолюбливала, а вот он всегда смотрел на нее с вожделением…