Сказы казачьего Яика

Сказитель в побаску
приносит опаску:
найдётся ли клад
и живая вода?
Когда у шинка
мир устраивал пляску,
в степи суховейной
случилась беда.
Гонец прискакал,
с горя белый как мел:
конёк золотой
в табуне охромел.
Будь прокляты трижды
во веки веков
коварные норы
кротов и сурков.
Никто виноватых
в тот день не искал,
конёк оступился
и ногу сломал.
Злорадно промолвил
шинкарь у плетня:
– Коль ногу сломал,
то не будет коня!
Конину, однако,
и я не терплю,
но шкуру я
за два алтына куплю.
И печень сгодится,
пойдёт селезёнка…
Ну, кто для меня
обдерёт жеребёнка?
Уж очень ленивая
наша страна,
я ставлю охотнику
чарку вина!
И взвился Ермошка,
от гнева горя,
и начал нагайкой
хлестать шинкаря.
И все хохотали:
– Забава, забава…
Но разве на это
имеет он право?
Ермошку схватили,
и руки скрутили,
и привязали
к чугунной мортире.
А торг пораспался,
и не было гонок,
лежал в ковылях
золотой жеребёнок.

– Зарежьте! —
угрюмо решил атаман.
Продайте татарам его
на махан.
Но Дуня заплакала:
– Смилуйтесь трошки.
Не режьте жеребчика,
Ради Ермошки!
Знахарка развеет
большую кручину,
к ноге поломатой
привяжет лучину.
И, встав на колени,
пропела девчонка:
– Авось и срастётся
нога жеребёнка.
Шинкарь суетился:
– У девочки хворь…
Шипел атаман:
– Ты меня не позорь!
Но все согласились,
бубня свысока:
– Подарим Ермошке
урода-конька!

Цветь четвертая