— Твоими устами бы… Вот сам ему так и скажи. Погоди! Я придумал. Достану я ему «град», а то, глядишь, и еще чего покруче. И тот, кто нам мешает, он нам поможет. Ты говоришь, у этого пацана, у Ивана, сам Кощей Бессмертный лучший друг?
— Ага, ага!
— Ну и чудесненько. Мы его используем.
— Ох, с Кощеем не шути, Петрович. Ох, не к добру это. Кощей-то он похлеще вашего ФСБ будет.
— А это мы посмотрим. Ты давай-ка, здесь не светись, чтобы они тебя не приметили. Дуй сейчас к Бэдбэару, скажи, что есть у меня план. Вечерком я заскочу, обсудим. Я вот чего хочу предложить.
Петрович склонился поближе и зашептал ему почти в самое ухо.
— Ага, ага! — согласился Фрол. — Точно, так и надо.
— А ну брысь! Пошел отсюда! — крикнул Петрович и топнул ногой. Кот Полуэкт шарахнулся в сторону. — Все, и ты тоже давай, проваливай на остров, нечего здесь околачиваться.
— Это почему это?
— Не ровен час Иван тебя узнает, и всем нашим планам — кирдык.
— Да ладно тебе, никто меня не признает Я же теперь — вон аристократ какой стал! Костюм, шляпа. Как ты говоришь, по-вашему, прикид?
— Прикид прикидом, а по территории все равно нечего шляться. Пока, до вечера.
— Хорошо, сейчас лечу. Мне только в полк к Губарю заскочить, инструкции передать. Я аккуратно, как мышка, я быстренько.
— Все, давай!
Глава 7
После завтрака у Катьки разыгралась страшная мигрень. Она слегла в постель и велела не кантовать ее до вечера или даже до следующего утра. — Может, мне остаться? — спросил я.
— Да нет, лети, развлекайся. Вдруг там Кощея увидишь, привет передавай.
— Возможно и увижу. Но вряд ли.
— Это почему? Ой! — она сморщилась от приступа головной боли. — Давай, лети на свою экскурсию. Ты мне здесь только мешаешь.
— Мы возвратимся возможно лишь завтра. Герман хочет взять палатку и заночевать в лесу.
— Ничего, я переживу. Сейчас таблетка подействует, я здесь полежу, почитаю. А вечером дальнозырик пойду посмотрю, такая штука замечательная, мне так нравится!
— У Кощея была такая штука. Он вам не показывал?
— Показывал, но только когда передавали новости. А киношки мы там у него по обычному видаку смотрели.
До назначенного времени вылета оставалось еще минут пятнадцать. Я прошелся по комнате, посмотрел в окно. Все окна жилых помещений избы выходили во двор, а противоположная стена, где коридор, была глухая, его освещали только два окна с торцов и масляные фонари. Зачем так сделано, совершенно непонятно. Я мельком глянул вниз, не собираются ли там уже отлетающие на экскурсию? Около деревянного изваяния мишки за баскетбольной площадкой стояли и беседовали два человека. Один из них, кажется, Герман, его загораживал баскетбольный щит, но я даже не смотрел на него, потому что мое внимание было приковано к его собеседнику. Незнакомец стоял ко мне спиной, он был в дорогом расшитом золотом камзоле местного покроя и в широкополой шляпе, но я бы дал голову на отсечение, что узнал его бороду. Это же наш старый знакомый толмач! Так вот он где! Значит, они на самом деле каким-то образом связаны с Германом. Они где-то познакомились, толмач рассказал ему про амулет, и они вместе открыли свое дело — вот эту самую турфирму.
Я пулей выскочил из комнаты, как д'Артаньян из кабинета де Тревиля, когда увидел в окно герцога Рошфора. На лестнице я столкнулся с Константином: «Прошу прощения!», потом на крыльце чуть не сшиб с ног Колобкова: «Извините!», потом со всех ног рванул к скульптуре медведя…
Герман шел мне навстречу. Один. И почему-то в синей футболке, а только что был в бежевой.
— Вы уже готовы? — спросил он.
— Где этот?!
— Кто?
— Бородатый! С которым вы разговаривали.
— Да не было тут никого, — спокойно и уверенно ответил Герман.
— Блин! Неужели глюк?
— Бывает. Ваша супруга летит с нами?
— Нет, у нее мигрень, она решила остаться.
— Очень жаль. Ну ничего, зато у нас подбирается чисто мужское общество. Тем лучше.