Сказочные притчи для умных и добрых

…Через месяц от тараканов в батюшкином храме не осталось и следа. Но Мишенька продолжает нести неусыпную службу – вдруг ещё какой враг просочится? Сидит он на стене рядом с Владимирской Богоматерью и благоговейно слушает пение хора (особенно любит херувимскую песнь). Но никто его, конечно же, не видит. Как и положено благочестивому храмовому зверю, Мишенька скрывается от глаз прихожан с помощью врождённой способности к мимикрии.

А с котом Василием они весьма крепко подружились. Мишенька даже избавил своего коллегу от блох!

Бомж знает, что делать!

Егор Луковкин вернулся из армии совсем не таким, каким уходил служить. От его общительности и жизнерадостности не осталось и следа. Он стал походить на девушку, лишённую чести не по своей воле.

Егор действительно подвергся насилию. Его не только пару раз били по лицу и заставляли мыть туалет, делали с ним кое-какую вещь и похуже. Юношу вынудили регулярно стирать сержантские трусы! А что может быть омерзительнее этого?

В общем, Луковкин был обижен до глубины души и день-деньской лил незримые слёзы, а в его голове вертелись картинки несбыточной мести. Он представлял, как якобы случайно спихивает сержанта Горилкина под товарный поезд. Как подсовывает старшине Качкову солёные грибочки с бледной поганкой. Как заражает прапорщика Рыкова вирусом Эбола, и тот гибнет в мучениях…

Со временем обида Егора начала затухать, но он по-прежнему не хотел тусоваться с друзьями и встречаться с девушками – ему казалось, что от него всё ещё пахнет сержантскими трусами.

Однажды Луковкин встретил армейского приятеля, и тот пригласил его посидеть в кафе.

– Ты не поверишь, Егорка, что я щас тебе расскажу! – сказал приятель, усевшись за столик. – Помнишь прапора Рыкова, старшину Качкова и сержанта Горилкина, которые над нами издевались? Никого из них больше нет в живых!

– Как нет в живых? – разинул рот Егорка.

– А вот так! Горилкин пьяный упал под товарняк – он из них троих быстрее всех отмучился. Качков отравился маринованными грибами, конфискованными у новобранцев, – помер на третий день. А Рыков уволился из Вооружённых Сил, устроился матросом на торговое судно и уплыл в Африку. Через полгода матери пришла телеграмма, что он умер от Эбола. Такие дела! Видно, кара Божия постигла! Хотя лично я им зла не желал…

В эту ночь Егор так и не смог заснуть. Никакой радости от полученных вестей он не испытывал, скорее наоборот. Почему всё произошло именно так, как он рисовал у себя в уме? Неужели у него открылась способность к чёрной магии?

Егору казалось, что это он стал причиной смерти троих людей, что руки у него по локоть в крови. И он не знал, как с этим всем дальше жить.

Пришла мысль покончить с собой, но Егор сразу понял, что чересчур малодушен для такого шага. Самоубийцами становятся либо идиоты, либо отчаянные смельчаки, а Луковкин не был ни тем, ни другим.

Тогда Егор решил, что надо кому-то всё рассказать, чтобы облегчить душу. Но кому? Ведь любой человек сочтёт его мнительным придурком и лишь посмеётся над его проблемой. Если только…

Молодой человек оделся, взял пакет с бутербродами и отправился на поиски бомжа. Вот он, идеальный выход из положения! Кто, кроме бомжа, сможет разделить Егорову скорбь и не будет потешаться?

Бомжей в их городе за последнее время почти всех переловили менты, чтобы отправить на реабилитацию. Но нет-нет да появлялся какой-нибудь новый бездомный. Бог даст, Егору повезёт его найти!

После двух часов безуспешных поисков Егор наконец наткнулся на подходящую кандидатуру. Бомж, заросший по самые уши бородой, сидел у выхода из подземного перехода на раскладной табуреточке с жестяной кружкой в руке и что-то беззвучно шептал посиневшими от холода губами. Одет он был в длинное чёрное платье с заплатами на самых видных местах. Наверное, какая-нибудь бабушенция выбросила старую одёжку в мусорный бак, а бездомный достал и надел, чтобы хоть немного согреться.

Егор присел рядом на корточки и сказал, что хочет кое-что рассказать. Бомж перестал шевелить губами и с интересом посмотрел на молодого человека. Глаза у него были живые и с хитрецой. Егор догадался, чего от него хотят, и вынул из кармана бутерброды.

Бомж с большим аппетитом их умял, только колбасу зачем-то выкинул – похоже, организм дошёл до такой степени истощения, что не принимал мяса. Потом стряхнул с бороды крошки, уселся поудобнее и сказал неожиданно сильным голосом:

– Слушаю, ваше боголюбие.

И Егор всё ему рассказал – в красках и со всеми подробностями.

– Мне всё время кажется, будто это я их убил, – закончил он свой рассказ. – Не знаю, что теперь делать…

– Ты и убил, – нагло заявил бомж, вместо того чтобы утешить рассказчика. – Всяк, гневающийся на брата своего всуе, повинен есть суду совести.

– Так я ж гневался не всуе, – начал оправдываться Егор. – Они меня унижали…

– Эх, ваше боголюбие! Разве внезапная, преждевременная кончина – достойное наказание за унижение? Тот, кто представляет в воображении, как его брат люто гибнет, уже убийца в сердце своём.

– Так что же теперь делать?