Сказочная жизнь

– Ма, не дави на психику! Ты не можешь этой моли поулыбаться, а я с ней сплю! Меня выворачивает от отвращения к этой карлице, а я её трахаю! Ты знаешь прекрасно, что мне нужен ребёнок от неё! И прекрати сыпать соль на рану!

У Беллы в глазах потемнело. Ну ладно, можно не любить, не уважать, обирать, эксплуатировать её, презирать, в конце концов! Но чтобы испытывать отвращение? Значит, это тётка наняла его, чтобы он лаской добился того, чего не удалось добиться насилием…

Несмотря на сокрушительный удар, у неё хватило самообладания дождаться особенно громкого фрагмента спортивной телепередачи с рёвом болельщиков и одновременного включения кофемолки и тихо защёлкнуть замок. Спокойно дошла до проспекта, даже не воспользовавшись телефоном поймала такси, по дороге вдруг надумала переехать, договорилась с таксистом, покидала свои вещи в сумки и коробки, перетащили их в машину, перевезли через дорогу и внесли в новый дом.

Утром, проснувшись на надувном матрасе, она вспомнила вчерашний стыд и застонала. Потом стала раскладывать вещи, попутно глянув в телефон и занеся Диму с мамой в ЧС. Чего ей не хотелось, так это выяснения отношений. Пусть он просто уйдёт из её жизни – и всё. Не было в ней этого женского «Последнее слово должно оставаться за мной». Нет, она живёт по принципу «Если делать нечего – делай ноги». В Москву, что ли, уехать? Не хотелось. Ей и работа нравилась, и квартира эта новенькая, и Новогорск, давно ставший родным. Жаль, что нет у неё подруг, с кем бы посоветоваться и поплакаться, среди приятелей только мужики. Кстати, о мужиках, может, с капитаном Борисовым посоветоваться? Нет, это значит, что ей придётся ставить заслон и постоянно быть настороже, потому что на дружбу он не согласен, и напор у него офицерский.

Во второй половине дня позвонил Марк и с истерикой в голосе спросил:

– Ты что, квартиру продала?!

– Ну да, деньги понадобились.

Он всё так же возбуждённо продолжал орать, что деньги могла бы и у него взять. Она перебила его вопросом, откуда узнал. Значит, Дима ей звонил-звонил, да и отправился в её студию. А новые жильцы ему сказали телефон нового владельца. А новый владелец сказал, что купил, а где прежняя владелица, ему неинтересно. И вот он позвонил Марку, а Марк не в курсе.

Может быть, если бы он был рядом, Белла бы ему это рассказала. А так…

– Ты, надеюсь, не сказал ему, что я могу в твоей студии находиться?

После секундной заминки Марк с прежним напором заорал, что ей тридцатник скоро, хватит этих детских обид, миритесь уже! Ага, значит, сказал.

– Так вот, я не у тебя. Я… в больнице.

Снова крик, прорвавшись через который она заявила, что не болеет, а обследуется, и навещать её не надо, сама выйдет на следующей неделе. Он проорал, что возвращается послезавтра, и на этой позитивной новости они расстались.

Белла перекусила, оглянулась вокруг и решила пройтись по магазинам и что-нибудь прикупить для дома. Села считать, сколько у неё денег осталось. Оказалось, что мало. Даже удрать в Москву не на что. А кстати, о Москве. Есть же у неё юрист знакомый!

Глупо, конечно, убегать, но ей нужна передышка. Белла позвонила Пирогову и отпросилась на неделю, обещав приехать к следующей субботе, к очередной свадьбе. А старик сам предложил ей денег, скинув на карту. С удовлетворением поглядев в телефон, она пошвыряла минимум вещей в рюкзак и поехала к выезду из города.

Автобус въехал в Москву под утро. Как и год назад, сошла у метро, выяснив предварительно, что оно откроется через двадцать минут. Надо приискать жильё на несколько дней. Григорию Семёновичу звонить раньше десяти неудобно, ведь сегодня воскресенье. А может, и позже, кто их, юристов, знает, может, после переговоров с возлияниями в будние дни они в выходные вообще до полудня спят?

Но пока засыпает она. Под гул электропоезда она клюёт носом и вздрагивает. Нет, пожалуй, не стоит сейчас заселяться в гостиницу. Пройтись, а где? Выходит на Белорусском вокзале, видит над входом табло с расписанием и поворачивает к залу пригородных касс.

От станции на автобусе она доезжает до шлагбаума и бредёт по дороге, изредка отпрыгивая в снег, чтобы пропустить роскошные авто здешних жителей. Когда поворачивает на знакомую улицу, видит, что перед воротами расчищено, а калитка приоткрыта. Слышно, как кто-то скребёт во дворе лопатой снег. Белла недоумевает: неужели уже конфисковали и продали? Распахивает калитку и видит спину человека, толкающего как плуг перед собой лопату.

Калитка за спиной стукнула. Он обернулся. Осунувшееся лицо, недельная щетина, мрачный взгляд Змея Горыныча. И вдруг как вспышка – радость на лице:

– Одуванчик мой!

Лопата летит в сторону, он подхватывает её на руки и бежит с ней в дом. Она пищит:

– Ты что, надорвёшься!

Он выпускает её из рук только в холле, и лишь для того, чтобы сбросить свой дурацкий дворницкий тулуп и стянуть с неё пуховик. И тащит за руку на второй этаж. Только через несколько веков она обнаруживает себя в бывшей своей спальне.

– Я что, спала? Надеюсь, не храпела? Максим Ильич…

– Хоть бы в постели не поминала моего отца, предателя.