Сказки здравомыслящего насмешника

«К восьмистам планетам, великий Боже! Да еще с подвесными мостами! Сколько разорившихся подрядчиков!..»

«Ты заблуждаешься. Все, кому наскучила одна планета, тратят свою бедную жизнь на поиски других. Люди снуют взад и вперед без остановки; впрочем, если верить секции небесной механики, такой способ путешествовать таит в себе некоторые неудобства. Первое заключается в том, что тебе придется пожертвовать твоими досугами мудреца; ведь на бесподобные, хотя и бесплодные странствия уйдет двести или триста тысяч солнечных циклов; от мелких чисел я тебя избавлю, ибо сам их не помню».

«Ах, государь! — воскликнул я жалобно. — Охотно прощаю вам мелкие числа и прочие незначительные неудобства. Дело в числах и неудобствах крупных; пожалуй, они уже отбили у меня охоту отправиться в Сумабезбрию».

«Ты окажешься там через десять минут, если пожелаешь, — со смехом сказал архихан».

«Через десять минут — хотя меня отделяют от нее двести или триста тысяч солнечных циклов и небесные просторы! Мне кажется, что я сплю и вижу сон».

«Это было бы далеко не худшим выходом из положения, — заметил он. — Все то время, когда мы не спим и не видим сны, можно считать потерянным».

«Не стану отрицать, — пробормотал я достаточно громко, чтобы быть услышанным, — что во времена моей юности недурным метательным снарядом было гремучее золото; однако в этих тысячах солнечных циклов содержится столько минут, что, пожалуй, нашей миссии это не по плечу и не по карману».

«Золото! Какое ничтожество! Заруби себе на носу, что на одной-единственной планете мы открыли десять металлов, превосходящих по ценности обыкновенное золото, а вместо гремучего золота у нас имеются десять тысяч метательных средств. За твое золото простолюдины не дали бы и коробка спичек».

«Как странно! — удивился я. — В мои времена, насколько я могу судить по чужим рассказам, от золота было куда больше прока».

«Нагрузи ты золотом столько носорогов и гиппопотамов, столько верблюдов и мамонтов, сколько лет ты проспал, тебе все равно не на что будет купить пригоршню риса, ячменя или кунжута».

— Ах, — воскликнул Манифафа, — как бы я хотел взглянуть на этого двойного безумца, воскресшего Креза, окруженного его патагонскими сокровищами, и вдоволь посмеяться над его дурью. Само Провидение не удержалось бы от смеха при виде подобного надувательства.

«Немедля, — приказал Левиафан тоном, не допускающим возражений, — набросьте на знаменитого доктора парадную шубу, которая придется ему весьма кстати в тех холодных краях, какие ему предстоит пересечь, и отправьте его в Сумасбезбрию посредством двойного метательного заряда, пусть даже от этого разорвутся мортиры. За его здоровье вы отвечаете головой!»

Меня унесли.

«Кстати, — добавил он мне вслед, — не забудь, европейский философ, передать твоему повелителю заверения в моем почтении и моем братском расположении».

— Целую ему руки, — сказал Манифафа, — и благодарю его за обхождение с тобой, на мой взгляд, весьма любезное. Итак, тебя посадили в экипаж.

— То был экипаж весьма удобный, изящный, легкий, прекрасно подвешенный, однако не имеющий ни колес, ни оглоблей, ибо эти вульгарные двигуны были ему совершенно без надобности. Он был просто-напросто прикреплен за передок к горизонтальной металлической штанге (благоволите нарисовать это устройство в своем воображении, раз уж за время пути я не успел нарисовать его на бумаге), оба конца которой упирались в массивные ядра, покоившиеся в жерлах артиллерийских орудий, стволы же этих орудий были параллельны моему тильбюри, так что я оказался вбит между ними, словно подкова[126].

— Очень хитро придумано, — вмешался Сумабезбродий, — с нетерпением жду твоего отбытия.

— За моей спиной проводники, идущие от запалов двух пушек, сходились в одной точке, ибо сюда геометрия еще не успела внести никаких новшеств. Долго ждать мне не пришлось. Только я собрался подремать, поудобнее устроившись на подушках, как явился дылда-ямщик…

— С зажженным фитилем?!

— Нет, божественный Манифафа, с лейденской банкой[127]. Электрической искре было отдано предпочтение по причине ее изохронности. Ямщик приставил стержень, торчащий из банки, к точке схождения проводов, и я двинулся вперед со скоростью, которую трудно даже вообразить всякому, а особенно тому, кто привык ездить из местечка Вильнёв-ла-Гийяр в дилижансах.

— Разорвались ли мортиры, Вздорике?

— Этого, Государь, мне так и не удалось узнать. Поскольку звук движется со скоростью, не превышающей двухсот туазов в минуту, ему было за мною не угнаться.

— Этот способ путешествовать, Вздорике, должно быть, довольно неудобен для людей, у которых быстро перехватывает дыхание.

— Не в такой степени, как вы думаете, божественное Султанское Высочество, ибо воздух на этой высоте так разрежен, что и сосчитать невозможно, а исключительная стремительность движения прекрасно помогает справиться с малой плотностью атмосферы. Самая большая опасность, которая может грозить путешественнику, это встреча с телом более плотным, чем пересекаемое им пространство.