Сказки Нью-Йорка

О’Рурк: (провожая их до двери)До встречи, мисс Джентл. Пока, Адмирал, и следи тщательней за своим штопором. Отныне и навсегда я запрещаю использовать его в моем заведении. (Поворачивается к рингу.)Это было великолепно сыграно, Корнелий. Адмирал теперь обязательно пригласит тебя на свой корабль, прокатишься разок-другой мимо берега. Я очень рад, что ты блестяще исполнил роль, лишь на секунду я подумал, что, может быть, Адмирал действительно нокаутировал тебя. (Подходит ближе.)Эй, Корнелий, в чем дело? Вставай, Корнелий, Адмирал тебя не видит — он ушел. (Дотрагивается до головы Крисчена, которая безвольно перекатывается на другую сторону.)Корнелий! Кончай шутить. (Кричит в сторону двери.)Эй, мисс Джентл, черт побери, возвращайтесь, ему нужен нашатырь.

Занавес.

Действие 4 Ботинки цвета персика

Сцена 1 Ресторан

Богатый ресторан в старинном здании с фабричными окнами. В искусственном саду, на нижнем этаже ресторана, стоит столик, накрытый белой скатертью. Июнь. Официанты, задравши носы, бегают взад и вперед, презрительно отмахиваясь от посетителей. Корнелий Крисчен и Шарлотта Грейвс спускаются по лестнице. Официант походя указывает им на столик. Ранний вечер, хотя солнце еще высоко и пышет во всю силу. Бурная растительность сада излучает изматывающее тепло, создавая томительное марево в атмосфере ресторана. Крисчен и Грейвс проходят и садятся на белые изящные стулья из тонкого прочного металла. Корнелий печально молчит, задумчиво дотрагивается до серебряной солонки и перечницы. Шарлотта опускает голову, склоняясь над столиком. Широкая соломенная шляпка возвышается над ее прической, похожей на копну сена. Унылый вечер вступает в свои права.

Крисчен: (кладет руку на столик)Тебе не кажется, что мои персиковые ботинки роскошны. Удивительный цвет!

Грейвс: Не знаю.

Крисчен: Я всё равно устрою здесь дефиле.

Грейвс: (ее соломенная головка подымается)Ну что ты, все же смотрят на нас.

Крисчен: Все потому что твоя нежная розовая кожа привлекает массу жадных взглядов — тебе никто не простит, что ты со мной.

Грейвс: Да, наверное.

Крисчен: Я легко себя чувствую в этих ботинках. Сегодня с огромным удовольствием совершил основательный променад вдоль шоссе. Полицейские в веселенькой голубой форме прятались в кустах, выжидая нарушителей. Один из них бросил на меня свой небрежный взгляд из-под темных очков. Ха-ха, если бы ты видела их животики, стянутые голубыми сорочками! Они заметили мои ботиночки. Я оглянулся на них с таким видом, будто следы моих ботиночек могут вывести на след известного уголовника, которого полицейские были бы безмерно счастливы видеть у себя в камере, — но надо признаться, что лучше бы я не оглядывался. Я не произвел на них ровным счетом никакого впечатления… уже хорошо, что не был арестован. Ушел от них прочь, еще больше выпятив грудь и улыбнувшись про себя. (Выставляет ботинки из-под скатерти всем на показ, демонстративно любуется ими.)Я исполнен гордости за мои туфли.

Грейвс: Мы вот сидим здесь. (Ее голова опускается.)И ничего не происходит. Никто не обращает на нас внимания. (Легкая веселая музыка и смех раздаются из комнатки наверху.)Там дамы в меховых шубках. Мужчины в черных ботинках, черных галстуках и белых сорочках. Чинная одежка, признак солидности. Официанты так и вертятся вокруг них. (Официант спускается с верхнего этажа и пробегает по саду.)Вот и он.

Крисчен: (подымает руку, два раза негромко щелкает пальцами. Жест проигнорирован.)Ну да. (Показывая рукой на ногу.)Смотри, вот, где мой большой палец. Вот-вот, шевелится… Когда-то здесь размещалась небольшая фабрика. Вокруг цвела рощица. Хозяева держали овчарок, чтобы те кусали непокорных рабочих. Между станков прохаживался полицейский с утяжеленной резиновой дубинкой, которой разрешено пользоваться только ночью.

Грейвс: Сегодняшняя ночь, бесконечно долгая, — вся-вся — наша с тобой. Я надела лучшее, что у меня есть. Это платье носила моя бабушка. Она выходила в нем замуж, это наша фамильная ценность. (Крисчен молчит. Шарлотта берет его ладони в свои.)Только не подумай, пожалуйста, что я разоделась так, чтобы показать себя в этом ресторане. Вовсе нет. И вообще я против того, чтобы нас разглядывали чужие люди.

Крисчен: Шарлотта, ты совсем еще ребенок.

Грейвс: Я уже не ребенок. Мне просто страшно. Я чувствую, что не могу никак тебе помочь.