Сказки и истории (том 1)

Андерсен свел действие и описание к нескольким мотивам и формулам, которые можно передать простым, детским языком, несмотря на глубину и полноту их внутреннего психологического содержания.

Вариантами той же темы, но в ином, и притом более фантастическом оформлении, являются написанные в разное время «Снежная королева» и «Ледяная дева». Право быть счастливым и здесь остается только за бескорыстно, истинно любящими. Тот, кто поддался корыстным соблазнам, горько платится за это долгими днями наказания, а иной раз и жизнью.

Характерно, что в «Снежной королеве», более ранней повести, обстоятельства, разлучающие героев, носят более сказочно-фантастический характер, чем в поздних сказках этого же типа.

Здесь возникает тот аллегоризм, который, невзирая на двуплановость повествования, обычно отсутствует у Андерсена: осколок дьявольского зеркала, попавший Каю в сердце и заставляющий его видеть все вокруг в дурном, искаженном свете, является возмездием за дерзкие слова, сказанные им о Снежной королеве. Такова завязка фантастического сюжета, символизирующего отпадение Кая от добра и человечности. На самом деле речь идет о внутреннем, душевном холоде, присущем ему с малых лет, что и является первопричиной всех его дальнейших злоключений. Только бескорыстная, горячая любовь Герды (ее «горячие» слезы растопили ледяной ком в его сердце) освобождает, «выручает» его из плена ледяного царства, иначе говоря — из тисков душевного холода и очерствения.

В «Ледяной деве» и юноша и девушка, и Руди и его возлюбленная Бабетта подпадают под власть злых сил, так как для обоих в иных случаях внешний успех, легкомысленные приключения, боковые пути жизни становятся важнее их отношений друг к другу. И в «Ледяной деве» точно так же тщеславие, равнодушие, отсутствие моральной стойкости — символизированы образом феи ледников, царицы снежных горных вершин. Все же сюжет этой сказки-повести, несмотря на широко развернутую фантастику, ближе к реальной жизни благодаря звучащим здесь социальным мотивам. Общая атмосфера повествования также сближает эту повесть с романами Гамсуна.

4. МЕТОД И СТИЛЬ

Итак, художественный метод Андерсена направлен на создание двух одновременно развивающихся сюжетных линий. На первом плане находится более простой, конкретно-предметный образ, переживающий детски-сказочные приключения, за которым стоит его «взрослый» двойник, история которого, понятная лишь благодаря сложной системе переносных смыслов, в конечном счете более обычна и жизненно реальна.

Оба эти образа то сближаются, то расходятся, в зависимости от требований развертывающегося сюжета. Когда улитка сидит на лопухе, это, конечно, только улитка. Но когда «приемному сыну» подыскали невесту, то это уже и улитка на лопухе и обывательница у себя в доме, мечтающая о выгодном браке для своего приемыша.

Колебательные движения двойного образа, его «мерцательная» игра — момент чисто андерсеновской поэтики.

Основой такой двуединой подачи образа является опять-таки намеренное неразличение в повествовании одушевленных и неодушевленных предметов, животных и людей, что становится одновременно источником своеобразного андерсеновского юмора.

Одним из основных вопросов поэтики Андерсена является вопрос о степени индивидуализации и типизации при таком методе создания характеров.

Ответ напрашивается сам собою: самый выбор предметов-образов, так же как животных-образов (по некоторой аналогии с басней), делает возможным предельную краткость их описания. Называя предмет, вкратце характеризуя своего очередного героя, автор опирается на наше готовое представление о нем, тем самым ориентируясь на типовое, массовое в образе и оставляя тонкие индивидуальные нюансы в стороне. Одновременно обеспечивается и максимальный лаконизм повествования, известный схематизм сюжетного развития, известный «алгебраизм» жанра сказки.

Таков метод Андерсена и в маленьких сказочках, а в известной мере и в сказках-повестях более широкого психологического масштаба.

Русалочка или Ледяная дева — в фольклорной традиции — это материализованные образы сил природы. Их характер, если не целиком, то, во всяком случае, в пределах какой-то амплитуды колебаний, определяется своеобразием действия этих сил на человека (холод горных рек, страх путника перед снежными обвалами, коварная и опасная глубина сверкающих красотой озер, капризы морской стихии).

С другой стороны, социально направленное изображение мещанского мира дается в сказках Андерсена (вслед за «Котом Мурром» Э. Т. А. Гофмана) в образах представителей животного царства, и притом чаще всего в образах домашних животных и птиц.[4]

И, наконец, в добавление к этому Андерсен, как мы видели, создает и свою собственную «предметно-бытовую» мифологию узкого домашнего обихода.