Маленькая Анна требует драму, и перед ней тут же разыгрывается схема сентиментальной пьесы: суровый отец насильственно отдает дочь за нелюбимого ею грубого молодчика (сапожок), но храбрый жилет, завладев сердцем красавицы, оказывается победителем в борьбе с отцом, которого он попросту засовывает (обломок трубки!) в свой карман, после чего отец на все соглашается.
Следует трогательная сцена помолвки и заключительная песенка.
Помимо того, что здесь дается гротескное изображение семейной драмы в духе сентиментального жанра XVIII и начала XIX веков, автор раскрывает перед нами и собственный метод персонификации окружающих предметов, их превращения в героев человеческой комедии (все это уже для взрослых читателей).
После того как амплуа распределены, крестному отцу (то есть автору) остается лишь подергать за традиционные ниточки сюжета, и схема чувствительной драмы разыграна перед глупенькой маленькой Анной, которой доступно лишь самое конкретное, самое внешнее в ходе спектакля, в то время как всякие литературные тонкости, естественно, проходят мимо нее.
Важно отметить, что в сюжете драмы нет никаких внетрадиционных ходов, — он взят в самой своей банальной, типичной форме, и все внимание зрителя (читателя) устремлено на процесс перевоплощения предметов и разыгрывания их «ролей», происходящий на наших глазах. Поэтому, хотя сюжет и весьма чувствительный, но сказка воспринимается как веселая пародия.
Собственно говоря, интерес большинства маленьких сказочек Андерсена подобного типа сводится к тому же — здесь нередко важно не только и не столько содержание рассказа, сколько постоянное двуединство действующих лиц, а следовательно, и двойная линия развития сюжета.
И еще один момент чрезвычайно важен: маленькая Анна, как уже было отмечено, далеко не все понимает из того, что перед ней происходит. «А наша пьеса не хуже той, что идет в театре?» — спрашивает она. «Наша намного лучше», — успокаивает ее крестный отец, — и это, конечно, ответ не только ей, но и взрослому читателю, ответ, иронически снижающий жанр сентиментальной семейной драмы.
Маленькая Анна и по ходу пьесы задает вопросы, свидетельствующие о том, что до ее сознания доходит далеко не все, что было ей показано. Ее внимание явно ослабевает в моменты, когда сюжет грозит затянуться и стать серьезным, и крестный отец принужден измышлять все новые и новые мотивы, чтобы оживить ее интерес.
То внезапно Анна заявляет: «Лучше пускай они говорят стихами», а то вдруг в середине действия спрашивает, не окончен ли спектакль. Больше всего ей нравятся те места пьесы, когда на сцене показаны шумные происшествия: когда сапожок, звеня шпорами, опрокидывает кулисы или же когда жилет прячет отца невесты на самое дно своего кармана.
Добродушно-лукавая игра старшего с ребенком, полное снисходительного юмора противопоставление детского и взрослого сознания — не последняя тема этого маленького рассказа, в котором автор охотно раскрывает карты для интересующихся его творческим методом.
Вспомним концовку сказки про лен: когда лен, превращенный в бумагу, был брошен в горящую плиту, дети, выбежавшие из школы, запели над мертвой золой веселую песенку, на что вылетавшие в трубу «незримые крошечные существа» им отвечали:
«— Песенка никогда не кончается, вот что самое чудесное! Я это знаю и потому счастливее всех!»
Автор же по этому поводу добавляет:
«Но дети этого не слыхали, а если бы и расслышали, то ничего бы не поняли. Да это и к лучшему, потому что детям не следует все знать!»
«Детское» и «взрослое» в сказках Андерсена часто идут различными путями, и это также один из важных элементов его поэтики.
Андерсен был одновременно писателем и для детей и для взрослых, и рассказывал он свои сказки детям и взрослым одновременно. Вернее сказать, он в первую очередь рассказывал их детям, а уж во вторую — взрослым при детях. И именно поэтому здесь постоянно имеются две темы одновременно: «тема № 1», то есть детская тема, и «тема № 2» — тема для взрослых, поданные в своеобразном соотношении и переплетении. Вот именно они и образуют то, что мы выше назвали двуединым сюжетом андерсеновской сказки.
Дети воспринимают лишь внешнюю, наиболее конкретную форму сказочного события, взрослые — стоящие за простой сказочкой схемой более сложные человеческие отношения. С другой стороны, именно детская форма изложения делает эти более сложные отношения смешными в глазах взрослого читателя, оставляя для детей серьезное и даже патетическое восприятие многих сказочных событий.
В сказке «Маленький Клаус и Большой Клаус» имеется эпизод, широко известный в различных вариантах в сказочной литературе мира — антиклерикальный эпизод о дьячке, или пономаре, или другом подобном персонаже, который явился в гости к крестьянке в отсутствие ее мужа.
По тому, как Андерсен приспособил этот вполне «взрослый» эпизод к детскому восприятию, мы можем вообще судить о том, как в его творчестве соседствуют и уживаются эти два начала. Мы можем сделать также и некоторые наблюдения над тем, как эти две линии — детская и взрослая — уживаются в одном абзаце.
Александр Сергеевич Королев , Андрей Владимирович Фёдоров , Иван Всеволодович Кошкин , Иван Кошкин , Коллектив авторов , Михаил Ларионович Михайлов
Фантастика / Приключения / Исторические приключения / Славянское фэнтези / Фэнтези / Былины, эпопея / Детективы / Боевики / Сказки народов мира