– Ну, вот и славно, что ты соображать начал,… теперь уже неважно, как ты графа на клинок насадил, теперь другое важно!… Вот тебе кошель с золотыми монетами,… эх, для себя собирал, но для тебя они сейчас нужнее,… так что забирай скорей, и беги за границу, подальше от государя!… Здесь-то он тебя враз отыщет, да ещё и прибьёт ненароком,… а там ты в безопасности будешь!… Доберись до Франции, до Парижа,… на окраине найдёшь таверну «Жирный гусь»,… язык ты ихний знаешь, разберёшься!… У меня там, в таверне, трактирщик знакомый, Жаком зовут,… когда-то я его здесь в Немецкой слободе привечал,… а теперь он там трудится. Так вот, скажешь ему, что ты от меня,… и назови ему моё имя с фамилией, но только произнеси их наоборот,… слово в слово назови, не перепутай,… он поймёт,… у него и останешься, отсидишься!… А как государь остынет, я тебе весточку пришлю,… тогда и вернёшься!… Ну а сейчас беги к границе,… да на разъезде возьми себе коня, чтоб тебя было не догнать!… – одним махом выпалил указания Алексашка, и тут же поспешил вернуться на лужайку, где все уже обступили лежащего графа, стараясь хоть чем-то помочь ему.
Князь Кирьян оказавшись в одиночестве и с полным кошельком золота, безотлагательно последовал указаниям Меньшикова, а именно, скорей ретировался, спасаясь от кары государя. Алексашка был прав, Пётр Алексеевич в гневе был страшен и действительно мог ненароком зашибить до смерти. Кирьян тоже об этом прекрасно знал, а потому через полчаса он уже добрался до разъезда, взял себе коня и теперь скорей мчался к заставе. Так внезапно начался его заграничный вояж, или если быть точнее, то жизнь в вынужденном изгнании.
А тем временем на лужайке события развивались совершенно иным образом. Там всё шло тихо и скорбно. Из слободки для осмотра графа прибыл доктор. Все теперь выстроились полукругом и сосредоточенно наблюдали за его действиями. И лишь один Пётр, яростно сжимая кулаки, ходил из стороны в сторону, дожидаясь итогового вердикта доктора. Прошла ещё минута, и он наконец-то прозвучал.
– Нет, государь,… признаков жизни я не нахожу,… клинок пробил грудь и угодил прямо в сердце,… граф мёртв… – закончив осмотр констатировал доктор и зачем-то хитро подмигнул царю. Отчего тот сразу встрепенулся и резко вскрикнул.
– Ну что ж,… довольно тут глазеть!… все разойдитесь!… и вы доктор тоже свободны!… А ты Алексашка и братья Головины останьтесь, и отнесите графа в дом,… нечего ему тут на виду у всех лежать. Ну а ты друг Лефорт немедля распорядись на счёт похорон,… завтра же с этим и покончим,… а я пока поговорю с графиней, да дочку утешу,… вон, как она испуганно смотрит… – мигом распорядился Пётр, подошёл к графине с дочерью и обнял их. В ту же секунду Меньшиков и братья Головины, (тоже близкие сподвижники царя) перенесли тело графа в его спальню, а Лефорт умчался делать распоряжения на счёт похорон. Вот так вдруг, обыденное застолье перешло в траурное мероприятие.
Вскоре государь проводил графиню с дочкой в дом. Там они и остались до утра. А наблюдавший за всем происходящим их сосед – барон Шафрон, или просто Шафрик, всё аккуратно записал себе в книжечку и этой же ночью доложил аглицкому послу о скоропостижной кончине графа Васильеффа. За что получил очередное вознаграждение и продолжил свои шпионские наблюдения. А наблюдать, кстати, было ещё за чем.
5
На следующий день состоялись похороны графа. Народу на удивление собралось не так уж и много. Пришли только близкие знакомые да солдаты похоронной команды. Прощание с графом было быстрым. Дьячок из соседнего прихода скоренько отпел его да посетовал на глупую смерть покойного. Мол, помер ни за что, ни про что. Отчего государь слегка осерчал и прогнал дьячка. Дальше всё пошло по привычному ритуалу; расставание с покойным и само погребение. С кладбища все вернулись понурые и расстроенные. Сели за столы и помянули, как положено по обычаю. Затем все разошлись. На том похороны и закончились.
Следующим утром графиня с дочерью съехали с этого ставшего для них несчастным дома. Куда съехала графиня, люди могли только догадываться, уж настолько всё скоро произошло. Кто-то говорил, дескать, уехала она далеко в глушь и поселилась там в скиту. А кто-то утверждал, что она подалась в ближний монастырь и там приняла постриг. Но как бы там ни было, на этом следы графини и её дочери теряются. Исчезли, и всё, нет их больше. Вот и весь сказ. А вскоре в том проклятом доме поселился холостой кузнец, выходец из Голландии. А они, кузнецы, поговаривают, сродни чёрту и во всякие там приметы не верят. Оттого-то и зажил кузнец на новом месте привычно и обыденно, а его соседу барону Шафрику стало не за кем наблюдать.