Глава XII
«ПЕНТАВР»
Папа сказал, что у него есть еще два дня на отдых от Парижа. И он остается с нами, а потом мы все вместе уедем домой.
– И бабу Астю заберем с собой, – сказал Алешка. – Она к нам привыкла.
– А лошади? – спросила бабушка. – Тебе их не жалко?
– Жалко, – признался Алешка. – Они стоя спят. Я пробовал. Но мне и тебя жалко – ты хоть и спишь лежа, но все время свои жубы теряешь.
– Да, детки мои, – сказала бабушка, – я очень многое потеряла, не общаясь с вами. Мне очень жаль... Но теперь будет все по-другому. Мы с вами...
– Ты сначала, Астя, рыжего Пашку выгони, – невежливо перебил ее Алешка.
– Пашку? Рыжего? – вдруг заинтересовался папа. – Это какой Пашка?
– Который обкакался, когда красавица Марфа у него водички попросила.
– Алексей! – мама сверкнула глазами и гневно стукнула чайной ложкой в стол. А ей, похоже, хотелось вкатить ему ложкой в лоб.
– А я виноват? – Алешка даже взвизгнул. От возмущения. – Это Астя его напугала.
– Так что за Пашка? – повторил свой вопрос папа.
– Он у меня конюх, – сказала бабушка. – Я уже давно его выгнать хотела. Но от него хоть какая-то польза есть.
– От меня никакой пользы, да, мам? – Алешка сделал свои голубые глаза печальными. – Но ты ведь не хочешь меня выгнать?
– Хочу, – со вздохом призналась мама, – но не могу.
– Фамилия твоего Пашки? – не вытерпел полковник милиции Оболенский.
– Степанов... Или Соколов... Пеньков, кажется.
– Жуков, – добавил Алешка. – Или Жучков. А может...
– Спасибо, – сказал папа, – пока хватит.
Он забрал свой мобильник и ушел в другую комнату.
– Пальцы пошел считать, – откомментировал Алешка и увернулся от маминого подзатыльника.
– Ты слишком с ним строга, – укорила ее бабушка. – Собирайся, Алексей, у тебя много дел на конюшнях.
– Да знаю. Вода, сено, навоз, конские яблоки.
А работы на конюшнях было много. Сейчас меня спросите – не вспомню, что мы там делали. Чистили, вывозили, доводили лошадей до небывалой красоты – им даже самим нравилось, хоть зеркало подноси. Особенно Принцесса красовалась – ее волнистая грива, которую Алешка старательно расчесал старинным деревянным гребнем, была похожа на прическу неспящей красавицы Марфы. Она (Принцесса) все время переступала своими стройными ногами, лукаво косилась на Алешку и время от времени тоненько ржала.
– Попрыгаем? – спросил ее Алешка в ухо.
Принцесса закивала головой, красиво мотая шелковистой гривой, и гулко застучала правой передней ногой в пол.
Дело в том, что бабушка не разрешала Алешке прыгать через всякие препятствия – считала, что для его возраста это опасно. А тут сказала, что, так и быть, выпустит его на Принцессе в полный конкур.
Все эти сокровища – ему на фиг. А вот проскакать во весь опор на изящной Принцессе, перепрыгнуть все барьеры и преграды и, бросив поводья, раскинуть руки во все стороны и разинуть в восторге рот во все стороны на финише – это счастье.
Да, папа правильно говорит: счастье не в том, чтобы повезло, а в том, чтобы добиться.
Алешка еще что-то нашептывал, встав на скамеечку, в острое ухо Принцессе, как влетела бабушка.
– Алексей! Через десять минут старт! А ты все еще в штанах!
– Я без штанов скакать не буду! – отрезал Алешка.
– При чем здесь это? Иди за мной, выберешь камзол и бриджи. Сапоги возьмешь мои, у нас с тобой размер одинаковый.
– Только жубы ражные, – проворчал Алешка.
Мы пошли в бабушкин офис. Она уже там на стене вывесила на плечиках разноцветные шелковые камзолы.
– Мальвиновый надену, – сказал Алешка.
– Малиновый так малиновый, – бабушка сняла ярко-красный камзол. – Держи.
– Мальвиновый, – повторил Алешка.
– А это какой? – Бабушка растерялась.
Лешка сердито вздохнул.
– Мальвиновый – значит, голубой. Сказки надо читать, бабуся.
Тут мне кое-что стало ясно. Леночка Стрельцова. Первая или вторая Алешкина любовь. Или третья. Эта Леночка на Вечере сказок изображала из себя Девочку с голубыми волосами. Алешка тут же в нее влюбился. Правда, не очень надолго. Когда она после выступления сняла свой голубой парик, он тут же охладел. Правда, что-то, видать, в его сердце осталось.
«Мальвиновый» камзол оказался немного великоват. Когда Алешка его напялил, то даже сапог не стало видно.
– Фиг с ним, – сказал Алешка. – Астя, дай мне веревочку, я его под мышками подвяжу.
Тут, к счастью, пришла мама. И привела с собой папу.
– Ночная рубашка, – сказал папа, приподнял над затылком свою милицейскую фуражку и поскреб макушку. – Правда, размеров на пять побольше.
Мама не стала скрести макушку, а взяла нитку с иголкой и быстро все поправила. Оглядела Алешку:
– Класс. И цвет хорошо выбрал, под голубые глаза.
– Под голубые волосы, – сказал я, а Лешка погрозил мне кулаком.
– Держи, – сказала бабушка, протягивая ему жокейскую шапочку с козырьком. Алешка вежливо отвел ее руку:
– Я в папиной фуражке буду скакать.
– Заблудишься, – сказал папа. Но фуражку Алешке дал.
И Лешка тут же ее нахлобучил. Господи! То сапог не было видно, а теперь его самого не видно по пояс. Гриб какой-то, со шляпкой, но без ножки.