Я не дожидаюсь его ответа. Уверен, что он сейчас пытается просчитать мои шаги, думая, что я блефую. Ну что ж, поживём — увидим.
— Влад, так вы с Миной не разводитесь? — доносится до меня голос матери, и я ещё раз убеждаюсь, что моя мама слышит и видит только то, что хочет.
Но Мина ей сразу понравилась, несмотря на её нарочитую грубость. И сводила она меня с ней не потому, что была заинтересована в слиянии компаний, а исключительно из-за самой Мины.
Похоже, мама каким-то образом почувствовала, кем может стать для меня Мина. И я не могу не уважать её за это.
— Я не знаю, мама, — искренне отвечаю я. — Надеюсь, что нет.
Мина ведь ушла не навсегда? Она ведь скоро вернётся ко мне?
Я не выдержу долго. Если она не придёт, то я сам явлюсь за ней, где бы она ни была.
— Как тебе?
Я ещё раз обвожу зал взглядом, затем хмурюсь.
— Не слишком ли шикарно?
Помещение достаточно большое: Софья уверена, что желающих увидеть новые картины Инны Свободиной, а также познакомиться с самой художницей, будет тьма тьмущая.
Тёмный мраморный пол, стены приятного серого оттенка. Потолок усеян бесчисленным количеством маленьких лампочек, создающих такое яркое освещение, что можно даже ослепнуть. Посередине зала расположился небольшой фонтан, о присутствии которого я не подозревала вплоть до того момента, пока не переступила порог галереи сегодня вечером.
Софья специально скрывала его от меня, зная, что я буду против такой помпезности. Я вообще была против всего этого. Меня больше устраивал предыдущий вариант моих выставок, где всё было скромно и невычурно.
— Мина! — Софья Никарская хлопает в ладоши, выражая искреннее возмущение. — Это ведь особенная выставка! И не надо забывать, насколько ты популярна! Здесь ведь сегодня будет не только весь бомонд нашего города, так ещё и папарацци!
— Меня это не волнует.
Но я очень сильно волнуюсь. Меня то и дело накрывают волны паники, стискивающие лёгкие и скручивающие живот.
— Тоже мне! Удивила! — Соня заставляет меня вздрогнуть. — Но доверься, пожалуйста, мне. Я тебя никогда не подводила, и сейчас не собираюсь.
— Да знаю-знаю я, — улыбаюсь ей, наверное, впервые за наше долгое знакомство.
Софья Никарская, хоть я это тщательно отрицала, давно уже стала частью моей семьи. Если раньше я боялась впускать людей в свою жизнь, думая, что отец использует их против меня, то сейчас я благодарна им за то, что они рядом.
Именно Соня была первым человеком, разглядевшим в моих картинах искорку, которая после выставки в её галерее разгорелась ярким пламенем. Она уважала мой выбор оставаться в тени, прикрывала меня, прятала.
Сейчас она удивленно смотрит на меня, лишившись дара речи. Я ведь никогда не показывала ей, насколько ценю её. Но это в прошлом, и пусть я иногда всё ещё веду себя грубовато — старые привычки не так-то просто искоренить.
— Фух, я успела!
Мы с Соней оборачиваемся на запыхавшийся голос Кати.
— Охренеть! Как вы это сделали? Это просто вау! — вскрикнула она, затем шмыгнула носом, и я испугалась, как бы у нас ни появился второй фонтан.
— Гормоны, — рассмеялась Софья.
— И не говори, — поддакнула Катя. — Они сводят меня с ума. А ещё эта проклятая тошнота! Ух!
Она принялась махать растопыренными пальцами, словно веерами.
— Мне постоянно жарко, хотя на улице уже практически зима! Почему у вас тут так жарко? И так красиво, блин. Миночка, это всё так чудесно…
Соня сочувственно улыбнулась, подала знак официанту, чтобы тот принёс прохладный напиток для нашей расчувствовавшейся подруги.
— Вот, выпей, — Соня протянула Кате бокал с соком, — он прохладный. Ты пришла одна?
— А с кем я должна была прийти? — Катя надула губы.
— С виновником твоих разбушевавшихся гормонов, например? — предложила я.
— Мина! — одёрнула меня Соня.
— Что?
— Это бестактно!
— Бестактно — это бросить своего, ещё даже не родившегося ребёнка, отмазавшись тем, что был пьян!
— Мина! — снова накинулась на меня Соня. — Они взрослые люди, поэтому сами разберутся.
Катя всё это время просто стояла, пила потихоньку сок и слушала нашу перепалку, будто речь была вовсе не о ней. Она похлопала себя по животу. Ещё ничего, кроме нервозности и плаксивости, не выдавало её положения. Судя по этим двум показателям, я тоже должна быть беременной.
— Добрый вечер. Ого!
Теперь мы втроём оборачиваемся. Катя сразу нахмурилась и пропыхтела что-то нечленораздельное. Соня приветственно поздоровалась. А я лишь поджала губы.
— Хорошо, что ты пришёл, — обращается хозяйка галереи к Саше. Я не видела его с момента нашего объяснения и теперь окидываю его быстрым взглядом, отмечая, что он значительно похудел за эти три месяца. Похоже, не только Кате нездоровилось всё это время. Это как-то успокаивает.
— Ещё бы ты пропустил выставку Мины, — фыркает Катя, затем поворачивается к выходу. — Пойду, поздороваюсь с унитазом.
Я знаю, что она больше не злится на меня за то, что я ему нравилась. Надеюсь, что его чувства прошли. Но Катя всегда остро реагировала на всё, что касается этого парня, а уж в таком положении она ещё более чувствительна.