Действительно – это было «ура», потому что Игорь обошел немца (а точнее – датчанина) метров на десять и сейчас несся уже просто так, не в силах сразу остановиться, вскинув над головой руки, словно на настоящем стадионе.
– Блин, надо было Севера на бег ставить, не выпендриваться. – Я снова махнул рукой. – Дурак я… И что разулся – дурак, и что вообще побежал – дурак. Кругом дурак.
На линию стрельбы выходили Джек и немец с таким же длинным луком. В двухстах шагах от них уже поставили мишени – полутораметровые столбы, вкопанные в песок примерно на полметра еще, толщиной в две руки. Выпустить предстояло по пять стрел – не только на точность, но и на скорость. Олег Крыгин, судивший стрельбы, свистнул.
Я уже видел, как стреляет Джек. Немец тоже стрелял очень и очень неплохо. Только он успел выпустить
– Да это же Джек Путешественник, лучший лучник в мире, и как только русские его заполучили…
Ирка Сухоручкина со своей соперницей стреляли из аркебуз по спиленным древесным кругляшкам на сотню шагов тремя пулями с одинаково аккуратным результатом: по две пули в центр, чуть ли не одна в одну, третью – в край, только Ирка выше, а немка ниже середины.
Танюшка возле меня уже сидела, переодевшаяся в спешно сооруженный «костюм для выступлений» из двух полосок кожи на системе завязок. Я посматривал на нее, опасливо размышляя, что будет, если хоть одна из завязок лопнет. Девчонка аккуратно и умело разминала себе икры ног. Выступать она так и так предпочитала босиком, а от моих услуг массажиста сосредоточенно отказалась, просто мотнув головой. Она внимательно поглядывала на разминающуюся напротив «немку»-венгерку, черноволосую гибкую красавицу в почти таком же экстравагантном наряде, только еще с кожаными манжетами на запястьях и щиколотках.
– Так, я пошла. – Танюшка резко выдохнула и, рывком поднявшись с места, отправилась на жеребьевку – вечную, как мир, при помощи палочки «с крышкой». «Крышка» оказалась у немки, которая венгерка.
В рядах сидящих немцев вдруг коротко застучал барабан, взвизгнул и вплел свой пронзительный голос в мелодию барабана рог. Девчонка, стоявшая на линии прибоя, вскинула голову…
Она здорово танцевала. Я не узнавал музыки (да, может быть, и не знал ее), но движения девчонки – резкие и молниеносные, похожие на фехтовальные фразы – говорили о чем-то грозном и воинственном, неостановимом, как буря, как смерч, как беспощадный натиск штормового моря на скалы! Когда она замерла, я с удивлением понял, что мои пальцы свело на рукояти палаша. Ни на кого не глядя, девчонка пошла на свое место, где ее обнял мой счастливый соперник, Мюлле.
– Пожалуй, Танюшка проиграла, – сказала негромко Наташка Мигачева, стоявшая возле меня. Я поднял на нее глаза, посмотрел сердито, но про себя с ней согласился.
Вместе с Татьяной вышли Кристина и Игорь с арфой. Его пересеченное шрамом лицо было совершенно бесстрастным. Они с Кристиной остались возле площадки, а Танюшка вышла на линию. Замерла, подавшись вперед с упором на левую ногу…
И зазвучал серебряный, печальный голос Кристины, сплетаясь со звоном струн…
…Я не знаю, как называлось то, что делала Танюшка – я не очень хорошо разбираюсь в гимнастике, хоть постоянно и смотрел ее выступления. Знаю только, что не было по отдельности ни ее движений, ни голоса Кристины, ни звона гусель Игоря. А было просто все вместе…
…Я видел приоткрытые губы Арниса. Слезы на его светлых ресницах. Я видел потрясенное лицо Джека. И еще, еще лица…
Руки Танюшки прощались… прощались, прощались с кем-то… прощались навсегда… Казалось, она готова, разбежавшись по песку, полететь за ним следом… побежала, но упала на песок…