Скажи что-нибудь хорошее

Услышав слова «детский дом», Мотя покрылся испариной. Он сразу вспомнил Босса Андрюху и его рассказы. Ну нет, пускай в колонию отправляет, дед вон тоже сидит, и ничего. Там хоть живых людей не поджигают, все-таки под присмотром. А от рукопашного как-нибудь отобьется.

– Да вы что, дяденька, какие документы. Ну да, соврал, простите. Мне пятнадцать лет. Я правда нигде не живу и документов своих никогда не видел.

– Так, ладно. – Похоже, милиционер сменил гнев на милость. – Сейчас молчи, я писать буду. Если спрошу – отвечай. Не спрошу – молчи. Понял?

– Понял, чего тут непонятного…

Пузатый представитель закона принялся за свое сочинение. Матвейка сидел тихо, как мышь, боялся шелохнуться и спугнуть музу блюстителя закона. Тот писал долго. Иногда что-то бормотал, повторял, поднимал палец кверху, типа его осенило, и продолжал сочинять дальше. Только два раза он отвлекся.

– С кем ты грабил магазин? – между делом спросил старшина и, услышав в ответ «ни с кем», кивнул головой. – Ты хочешь сказать, что ты не знаешь людей, с которыми вступил в преступный сговор… – Он испепелял враждебным взглядом пацана. Тот промолчал.

– Молчание – знак согласия, – удовлетворенно заявил мент и продолжил работу, стараясь, как первоклассник. Видно, накрыло вдохновение.

Второй раз он отвлекся, чтобы спросить, был ли Матвейка вооружен.

– Нет, у меня пока нет оружия, – честно ответил подозреваемый.

Участковый был не лыком шит:

– Ты что, сопляк, даже ножа перочинного с собой не носишь?

– Да только нож и был… – признался Мотя.

– Ага. – Милиционер расцветал на глазах. Еще чуть-чуть, и он взорвался бы от чванства, как мыльный пузырь. Еще бы! Только что за какой-то час-полтора Серегой Каморкиным было написано лучшее, если не единственное, сочинение его жизни. В сочинении было подробно изложено, как он обезвредил вооруженную до зубов банду головорезов и взял с поличным главаря. В третий раз Каморкин не спросил ничего. Он просто приказал:

– Покажи-ка нож.

– Я не могу, – ответил Мотя.

Каморкин рассвирепел и чуть было не полез драться, но Матвейка дружелюбно заметил:

– Мне в наручниках неудобно.

Тогда милиционер вытащил пузо из-за стола и, подойдя к подследственному, обшарил карманы. Есть! Перочинный нож Василия-тракториста был в кармане.

Странная гримаса исказила лицо милиционера. Он был настолько доволен, что не мог скрыть широкую улыбку, хотя изо всех сил пытался быть серьезным, справедливым и строгим.

– Да… – протянул он. – Ты, кажется попал за всех…

Он допил пиво. Видимо, напиток придавал ему сил и урезонивал агрессию:

– Сейчас ты просто подпишешь бумаги, которые я тебе покажу. Можешь не читать – пустая трата времени. – Он подошел в Матвею и переодел наручники, оставив свободной правую руку.

– А можно прочитать? – неуверенно спросил подозреваемый.

– Можно, только после того, как подпишешь. – Он положил перед Мотей заполненные бланки допроса и ткнул пальцем в место для подписи. – Вот здесь. – Старшина сунул треснувшую ручку в руку парня. – Сначала напиши «с моих слов записано верно».

Матвей и не думал сопротивляться. Он без сомнения поставил бы подпись и написал продиктованные слова, но, неуклюже поцарапав ручкой бумагу, обнаружил, что чернила в ручке иссякли.

– Ручка не пишет, – сообщил он Каморкину.

– Как не пишет? Ты опять за свое? – Участковый явно готовился к бою.

– Возьмите сами и попробуйте! Чернила закончились! К тому же я правой рукой плохо пишу. Я – левша!

– Будешь писать такой, какой надо! – заорал Каморкин, но ручку выхватил и принялся лихорадочно копаться в ящиках, отыскивая новый пишущий инструмент.

Старшина суетливо рылся в столе, но, судя по всему, ему была положена только одна ручка в год. Зато он находил много других занятных вещей. Часы «Кассио», электронные, конфискованные у водителя грузовика. Портмоне «Шанель», женское, конфискованное у девушки без паспорта. Зажигалка «Ронсон», брелок с Эйфелевой башней, зажим для денег «Дюпон» и даже подводка для глаз «Кристиан Диор» – все это проживало на постоянной основе в столе Сереги Каморкина. Ручки не было.

– Сиди тихо! – приказал старшина и вышел в коридор, надеясь, что где-нибудь раздобудет пишущую ручку.