Сказание об Агапито Роблесе

Он подпрыгнул, взлетел, повернул в воздухе и опустился на скалу. Солнце светило ему в спину. Он снова бросился на Куцего, Под градом ударов Куцый снова скрылся в облаке дыма. Но Лисица продолжал наступать. Оба обливались кровью. Бой продолжался. Куцый снова упал. Поднялся с трудом. Он шатался. Толпа завыла. Глянул Куцый в глаза Лисице, и страх отразился на распухшем его лице. Лисица наступал. Куцый опустился на колени, закрыл лицо окровавленными руками.

– Не убивай! У меня тоже дети! – взмолился он.

– Прикончи его! – крикнула Эстефания Моралес.

Женщины похватали камни, окружили Куцего.

– Нет! – крикнул Лисица.

– Кому он нужен? Пусть подыхает!

– Не смейте его убивать! Слышишь, Эстефания Моралес? Куцый бился, как настоящий мужчина.

– А издохнет, как собака! – воскликнула старуха.

– Не трогайте его, – сказал Агапито Роблес.

Агапито подошел к лежавшему на земле Куцему. Пачо и всадники умчались, спрятались в господском доме. Кровь засыхала на лице Куцего, и потом снова лилась. Но он смеялся.

– Пачо готовит пулемет. Наступайте, если можете!

Агапито, Лисица и Сиприано Гуадалупе двинулись к площади. Остальные – с песнями – за ними. Пачо и его люди, подкрепившись водкой, явились опять, заняли улицы, ведущие к площади. Люди шли и пели. Росла, крепла победная гневная песнь, и у стрелков Пачо дрожали руки. Чуял Пачо – близка гибель, побьют его камнями.

– Я не виноват! Меня заставили! – закричал он и упал на колени. – Простите меня!

Стрелки побросали оружие и тоже встали на колени. Агапито Роблес прошел мимо, и песня прокатилась следом за ним. Много сменилось поколений, и никогда еще никто не входил в поместье «Уараутамбо» без разрешения господ. Песня лилась. Мимо школы, мимо церкви, мимо амбаров, лавок. Солнце играло на огромных замках, висевших на дверях школы и церкви. Агапито Роблес нагнулся, захватил горсть земли, стал тереть лицо. Вдруг он упал не землю, принялся кататься, закричал:

– Наша земля! Наша! Наша!

Песня ширилась, захватывала все вокруг: синее небо, далекие снежные вершины, равнодушное озеро, испуганные стада овец.

Агапито поднялся, крикнул:

– Община Янакочи по воле всего народа, во имя бога и справедливости объявляет Уараутамбо свободным и независимым.

Теми же словами Освободитель Сан-Мартин провозгласил в 1821 году свободу Перу. Через 142 года снова прозвучали эти слова в Уараутамбо.

Песня гремела, и каменные стены господского дома дрожали.

– Победа, победа!

– Конец «Уараутамбо»!

– Смерть судье!

– Победа, победа, победа!

Бернардо Чакон и другие арендаторы стояли в стороне, не решались приблизиться. Выборный подошел к ним. С колокольни несся звон – колокол починили. Федерико Фалькон поджег ракеты, длинной вереницей прочертили они небо.

– Сбить замки! – приказал выборный Роблес.

Лисица приблизился к дверям тюрьмы. Из поколения в поколение наполняли страхом сердца рассказы об этой легендарной тюрьме.

Лисица продел в петлю железный прут, замок отскочил.

– Победа, победа, победа!

Глава тридцать вторая О том, как был положен конец разговорам, будто судья Монтенегро не может уме…

По тропе, вьющейся между развалин, заросших колючим кустарником, спускались на великолепных конях судья Монтенегро и донья Пепита. За ними – на лошадях похуже – субпрефект Валерио, Арутинго, Чакон, Атала, капитан Реатеги, сержант Астокури и двадцать полицейских. Они обогнули озеро, потом двинулись по полю, миновали ивы и через мост въехали на площадь Уараутамбо.

– Где они? – спросил сержант Астокури.

– В долине, – отвечал какой-то мальчик. Мальчик был в одних трусиках, весь мокрый, в тонкой руке держал он форель.

Когда-то долина шла до самых отрогов гор, теперь же озеро Уараутамбо поглотило долину.

Неподвижно застыли индейские отряды. Не колышутся знамена общин. Никто не шелохнется. Полицейские подъехали ближе. Капитан Реатеги трижды просвистел в свой свисток. Стал развертываться полицейский отряд. И тогда выступил вперед выборный Агапито Роблес.

– Ты кто такой? – спросил субпрефект Валерио.

Многим задавал субпрефект Валерио этот вопрос и привык – всякий раз люди пугались. Но не испугался Агапито Роблес, сказал просто:

– Ты хорошо меня знаешь, сеньор Валерио.

Субпрефект пришел в ярость – какой-то индеец смеет говорить ему «ты»! «Давно пора покончить с этим негодяем», – подумал он. Но взглянул на черную от сомбреро равнину и подавил свой гнев.

– Выделите десять человек вести переговоры.

– Не надо. Можешь говорить со мной.

Субпрефект снова затрясся от злобы.

– Роблес, ты меня знаешь. Тебе лучше других известно – ячеловек покладистый. Верно?

Никто не ответил.