Сказание о Синей птице

– Сомневаюсь. Хотя следует признать, что бог Энигмы по сути своей кровожаден, а потому поддерживал определенных людей: жестоких, тех, кому доставляло удовольствие сражаться и убивать. Народ молан как раз был таким и мог постоянно подпитывать человеческой кровью Энигму, поэтому он им и покровительствовал. А народ муя с помощью ритуалов и музыки противостоял войнам, поэтому бог горы отказался от них за ненадобностью. Впрочем, какими бы ни были люди, они все пешки в его игре, и он мог избавиться от них в любой момент.

Помолчав, господин Цю продолжал:

– Все народы связаны между собой. Если в качестве примера взять молан и муя, то в жилах потомков принцессы Ланьжэ также течет кровь молан… Во времена правления Тяньгао народ молан жестоко истребляли муя, а при Моэ проводилась более мягкая политика, и уцелевшие муя растворились среди молан. В действительности очень трудно найти различия между этими двумя народами. Для этого используется один спорный критерий: руководствуется ли человек в своих действиях добротой и любовью, или же он ведом желаниями и амбициями. Тот муя, что отвечает второй характеристике, возможно, унаследовал жадность и свирепость молан.

Я нахмурилась. Слова ученого заставили меня серьезно задуматься.

– В «Долгой песне» слишком много тайн. То, что моя жена пыталась перевести песню, вследствие чего они с хранителем нарушили запрет, и стало причиной их смерти.

– Люди, раскрывающие мистические тайны, нередко за это расплачиваются жизнями. Госпожа Сяо тысячу лет назад, должно быть, вздрогнула от своего открытия… – кивнула я головой.

– Да уж, но хранитель и Цзян Хуэйн не первые и не последние в мире, кто совершил подобное.

Я молча размышляла.

– Может, тебе стоит порасспрашивать мать?.. – спросил господин Цю после паузы. Я посмотрела на него с удивлением.

– Она была одним из первых ученых, занявшихся изучением культуры муя, но неожиданно для всех ушла из науки двадцать лет назад… Помнится, она как-то написала статью о языке муя, которая вызвала бурные дискуссии…

– А почему?

– Твоя мать была в составе первой группы археологов, изучавших фрагменты «Канона муя», обнаруженные в Тумэне. Среди найденного была рукопись на шелковом свитке. Когда шелк только достали, он сиял, как новый, но, попав под дневной свет, тут же истлел. К счастью, твоя мать успела все отснять. После она написала статью о фонетическом составе языка муя, основываясь на сделанных фотографиях.

Шелк? Мое сердце в волнении застучало. Я вспомнила шелковый свиток с золотыми письменами, который госпожа Сяо показала мне перед смертью. В попытках совладать с эмоциями, я робко уточнила:

– И что же такого спорного было в ее статье?

– Она выдвинула смелое предположение, что книга «Небесная музыка» на самом деле является переложением древней партитуры «Дачжан», которая была утеряна вместе со звучанием языка муя. Символы муя в «Небесной музыке» могут быть использованы в качестве нот. Многие ставят под сомнение результат ее исследований, потому что никто никогда не слышал «Дачжан», первоисточник отсутствует, а значит, выдвинутую гипотезу невозможно доказать на практике. Научная общественность возмутилась, а достоверность тезиса была подвергнута серьезным сомнениям. Археологическое сообщество попросило твою мать обнародовать доказательства и предоставить оригинальные материалы, но она наотрез отказалась и уничтожила все имеющиеся у нее материалы исследований, в том числе некоторые ценные фотографии. Ей сделали строгий выговор за уничтожение археологических документов, а потом она ушла из науки… Я познакомился с ней значительно позже. Она не желала ничего слышать об археологии и умоляла нас не беспокоить ее этой темой. В то время как раз родилась ты… Больше я не выходил с ней на связь. Такими талантами, какими обладает твоя мать, одарен далеко не каждый ученый. Ее уход из науки – огромная потеря для археологии.

– Благодарю вас, что рассказали мне об этом. Похоже, мне предстоит серьезный разговор с матерью.

– 2 ~

Я должна была поговорить с ней, но у меня не хватало смелости вызвать ее на откровенность. Я много времени проводила дома, мы вместе обедали, я обнимала ее перед сном. Она не догадывалась о моем беспокойном состоянии.

– Мам, я… хочу узнать о статье, которую ты написала двадцать лет назад… о языке муя… – Я взяла записи песни, полученные от Му Фэна, и подошла к ней, не осмеливаясь смотреть в глаза.

Мать во дворе подрезала кусты роз. После моих слов ее рука застыла в воздухе. Спустя какое-то время она отложила секатор, обернулась и, игнорируя мой вопрос, сообщила:

– Звонил доктор Мо И… Он сообщил, что ты отказалась от предписанного лечения.

– Да. – Я виновато опустила голову.

– Ланьсинь, мне тревожно за тебя.

– Со мной все в порядке, – спокойно ответила я.

Мать подошла и взяла из моих дрожащих рук листки.

– Это отрывок песни, переведенный Цзян Хуэй. Его мне дал Му Фэн, преподаватель из моего университета. Оригинал уничтожен…

– Ланьсинь, я против, чтобы ты продолжала в этом копаться!

Я спокойно смотрела на нее:

– Мам, ты же знаешь ее, верно?