Сказание о Шарьяре

Поднимусь, берега залью!

Эй, не трогай детей, злодей,

А не то тебя утоплю!..»

Испугался мясник, задрожал,

Чуть не выронил свой кинжал,

Запихал близнецов в мешок,

Прочь от берега побежал.

Добежал, задыхаясь, раб

До подножья крутой горы,—

Будто каменные костры,

Были скалы ее остры.

За скалой укрылся Ходар,

Торопливо раскрыл мешок,

Из мешка обоих детей

Грубо вытряхнул на песок,

И от гибели два близнеца

Очутились на волосок:

От убийства уже никто

Удержать злодея не мог!

Как в ознобе дрожал Ходар,

В дикой злобе дрожал Ходар,

Рот кривился, рука тряслась,

Торопясь нанести удар,

И уже, остер и жесток,

Над младенцами вспыхнул клинок,

И тогда, тяжело гудя,

Как громадный котел, бурля,

Закачалась под ним земля,

Поплыла земля из-под ног.

А гора как начнет рычать —

Будто тысячью ртов кричать:

«Эй, Ходар! Не трогай детей!

Хоть себя, злодей, пожалей!

Я — гора, крутая гора,

Грозовым облакам сестра,

На врага лавину пошлю,

Как червя, тебя истреблю!

Эй, не трогай детей, злодей,

А не то убью, раздавлю!..»

Как безумный, раб задрожал,

Чуть в себя не вонзил кинжал —

И трясясь, как сухой листок,

По камням волоча мешок,

Так и бросился наутек.

Без оглядки бежит Ходар,

Перед ним — бушующий лес,

В лихорадке дрожит Ходар,

Будто в душу вселился бес,

Задыхаясь, хрипя, рыча,

Он угрюмой чащей бежит,

За собой мешок волоча,

Через лес гудящий бежит,

Будто зверь дрожащий, бежит

В грозовую, густую тьму,

И одна только мысль в мозгу:

Что же делать с детьми ему?

Их в мешке удавить? Нельзя.

Их в реке утопить? Нельзя.

Бросить их? Но награда ждет,

А ее упустить нельзя!

А кругом — бушуют леса,

Блещут молниями небеса,

И хохочут, рычат голоса,

Нечестивцу смертью грозя.

Страх ему раздирает грудь,

Перед взором — кровавая муть,

Пот ручьями течет с лица,

Диким зарослям нет конца...

Вдруг как будто распалась цепь:

За опушкой светлеет степь,

А в степи — простор, тишина

И большая дорога видна,

Как из белого полотна,

В даль широкую устремлена,—

Не спасет ли его она?

Побежал к дороге Ходар

Да споткнулся вдруг о пенек,

А из низенького пенька,

Усмехаясь, щурясь слегка,

Вылез сгорбленный старичок —

Низкорослый, сморщенный дед

И совсем не злобный на вид,

В желтый ветхий халат одет,

Будто мхом засохшим покрыт,

И морщинист, и кособок —

Ну точь-в-точь трухлявый пенек,

И чалма на седой голове,

Чуть видна в высокой траве.

Прочь метнуться хотел Ходар,

Но как будто к земле прирос,

От испуга бросило в жар,

Стало жалко себя до слез,

А старик с усмешкой глядит —

То ли дразнит, то ли хитрит,

Крючковатым пальцем грозит,

Внятным голосом говорит:

«Эй, Ходар, постой, не спеши,

Зря себя не мучай, сынок,

О спасенье своей души

Ты подумай лучше, сынок.

По земле ходить все равно

Уж недолго тебе суждено,

Муки адские ждут тебя —

Избежать их нам не дано.

Но всезнающего судьи

Можешь ты приговор смягчить

И загробные муки свои

Можешь вчетверо облегчить,

Если, сын мой, с этого дня

Будешь слушаться ты меня!

По дороге этой степной

Отправляйся смелей, сынок,

Доберешься на день седьмой

До скрещенья семи дорог,

Там развяжешь ты свой мешок

И оставишь детей в степи,

Да смотри — уже не глупи:

Не посмей обнажать клинок.

Поспеши мешок развязать

Да ступай обратным путем,

Что с младенцами будет потом –

Ты об этом не должен знать.

То ли их заклюет воронье,

То ли съест степное зверье,

То ли кто-нибудь их спасет.—

Это дело уже не твое!

Не забудь, расставаясь с детьми:

Рубашонки с обоих сними,

По дороге косулю убей —

Два куска печенки возьми,

Рубашонки ножом продырявь

Да как следует окровавь,

Будто ты и вправду злодей —

В самом деле убил детей.

И тогда дорогой прямой

Возвращайся, сынок, домой,

Ждут тебя давно госпожи, —

Я убил младенцев! — скажи.

Как тебя обманули они,

Так и ты их теперь обмани,—

Это будет последняя ложь,

Все равно ты скоро умрешь,

Но хотя бы душу спасешь!»

Так сказал седой старичок,

Повалился на левый бок

И опять превратился в пенек.

День и ночь тащился Ходар,

Еле ноги, бедный, волок,

На заре очутился Ходар

У скрещенья семи дорог.

Встал Ходар у семи дорог,

Развязал осторожно мешок,

И младенцы не стали ждать,

Надоело им, видно, спать —

Сами выползли на песок.

Улыбались дети со сна,

Кулачками терли глаза,

Их слепила степная весна

И безоблачная бирюза.

А потом обернулись к рабу

Безо всякой опаски они,

И смеясь, потянулись к рабу

В ожиданье ласки они.

Но Ходар их ласкать не стал,

Не посмел и притронуться к ним,

Боязливо — пальцем одним —

Рубашонки с обоих снял

И с пустым мешком за спиной,

И с пустою душой в груди

В путь обратный — домой, домой

Зашагал дорогой степной.

День за днем несчастный бредет,

Страх безумный почти исчез,

Но никак он в себя не придет

После всех пережитых чудес,

Часто вздрагивает тайком

Да поглядывает кругом:

Не зальет ли его водой,

Не сожжет ли его огнем?

Но молчат холмы и леса,

Не рычат над ним небеса,

Не кричат, не грозят голоса,—

Видно, кончились чудеса.

Вот и снова огромный лес,

Углубился он в темный лес,

Вдруг косуля мимо него

Пробежала наперерез.

Круглый камень схватил Ходар,

Вслед ей кинул, что было сил,

Оказался метким удар —

С ног проворных косулю сбил.

Устремился он к ней бегом,

На упавшую сел верхом

И, кинжал достав поскорей,

Жилы шейные взрезал ей,—

Испустила бедняжка дух,

И в глазах огонек потух.

А мясник ей живот рассек

Да горячую печень извлек