— Впереди — застава Демонов, справа — гора Недостойных загробной жизни. Грешники, попадающие сюда, снова возвращаются в мир в человеческом облике.
Как только приблизились к заставе Демонов, из-под ворот выскочили несколько безобразных чудовищ.
— Куда идете?
Всемогущий будда, помня о почтении этого человека к родителям и о его верности долгу, отпускает его в мир света! — ответил послушник. — Пропустите нас.
— Слушаемся!
Хэ Ли беспрепятственно прошел через заставу и увидел высокую башню.
— Учитель, что это?
— Это башня, с которой глядят на родину.
— А можно мне на нее подняться? — спросил Хэ Ли.
Послушник согласился, и они поднялись на башню.
Хэ Ли посмотрел вперед и действительно совсем недалеко увидел Линьань.
— Видишь родину? Так что же стоишь? — сказал послушник и толкнул Хэ Ли в спину.
Тот громко вскрикнул, покачнулся и камнем полетел вниз…
Когда Хэ Ли очнулся, то увидел себя лежащим на прежнем месте. Оказывается, все ужасы ему только приснились.
Он начал вспоминать виденное.
«Выходит, будда Ди-цан уже увел первого министра в Фынду[62]. Странно, зачем он вздумал показывать мне, как мучаются грешники в преисподней? Может быть, хотел меня предостеречь? Единственное, чем я сейчас могу отблагодарить святого, это как можно скорее добраться до дому и обо всем рассказать своему господину».
Хэ Ли возвратился в храм, поклонился великому Сычжоускому святому и, заночевав на постоялом дворе, с раннего утра тронулся в путь. Много дней провел он в дороге, пока не добрался до родных мест. Не заходя домой, Хэ Ли поспешил во дворец Цинь Гуя.
Первый министр лежал в постели. Он то и дело терял сознание и стонал от невыносимой боли. На спине его вырос огромный горб.
Хэ Ли опустился на колени перед кроватью. Цинь Гуй открыл глаза, увидел Хэ Ли и тихо произнес:
— Ты вернулся? Можешь не рассказывать о сумасшедшем монахе, я все знаю. Твою семью уже отпустили на свободу. Иди домой, успокой мать и жену!
Хэ Ли отвесил больному земной поклон и отправился домой, где его, заливаясь слезами радости, встретили родные.
Вскоре Хэ Ли приготовил благовония и бумажные деньги, совершил жертвоприношение предкам и дал обет отныне делать людям только добро.
Его мать дожила до девяноста девяти лет. Хэ Ли до конца исполнил свой сыновний долг — достойно похоронил ее, устроил жертвоприношения.
У Хэ Ли и его жены не было детей, и они оба решили удалиться от мира. Говорят, что «праведник травяного плаща», появившийся позднее в павильоне Первозданной красоты в области Пинцзянфу, и есть Хэ Ли. Но правда ли это, никто не знает.
Об этом и стихи сложили:
Если вы не знаете о дальнейших событиях, то прочтите следующую главу.
Глава семьдесят первая
А теперь продолжим рассказ о Хэй Мань-луне, который повел войско на Срединную равнину.
В пути его люди распространяли среди народа грамоты, в которых говорилось о цели похода. Узнав о том, что Хэй Мань-лун идет мстить Цинь Гую за смерть Юэ Фэя, народ не только не чинил ему препятствий, но и снабжал его войско провиантом и фуражом.
Скоро и в столице узнали о грозящей опасности. Чжан Цзюнь, Вань Сы-во и Ло Жу-цзи всполошились и поспешили во дворец первого министра. Цинь Гуй принял их, лежа в постели.
Страшная весть потрясла больного. Он громко вскрикнул, нарыв на его спине прорвался, и от боли первый министр лишился сознания.
Его приспешникам пришлось удалиться.
— Хэй Мань-лун силен и жесток, с ним не сладишь, — рассуждали они, — только вдова Юэ Фэя может его удержать. Надо написать ей в Юньнань, чтобы она заставила этого варвара увести войско. Она пойдет на это: побоится, как бы ее не обвинили в измене государю!
На следующий день они втроем явились ко двору и доложили императору:
— Первый министр Цинь Гуй опасно занемог, и мы просили бы вас, государь, назначить на его место кого-нибудь другого. Государственные дела не терпят отлагательства.
Гао-цзун пожелал самолично навестить больного. Встречать высокого гостя вышли жена первого министра Ван и его сын Цинь Си.
Гао-цзун присел на стул возле постели больного. Цинь Гуй лежал с закрытыми глазами.
— Батюшка! — позвал Цинь Си. — Государь приехал вас навестить.
Цинь Гуй с трудом приподнял веки, сделал попытку подняться, но руки и ноги ему не повиновались.