В каждом ответе безумного Цинь Гуй чувствовал намек на какой-нибудь свой бесчестный поступок и едва сдерживал гнев.
— Убогий! — сказала Ван. — Уходи-ка ты в западный флигель и не говори глупостей господину первому министру. Тебя там накормят чем-нибудь постным.
Монахи бросились к сумасшедшему и стали выталкивать его вон.
— Не толкайте! Не толкайте! — кричал он. — Госпожа посылает меня в западный флигель есть постное, а сама будет есть рис[59] у восточного окна!
С трудом удалось монахам вывести сумасшедшего за дверь. Расстроенный Цинь Гуй заторопился домой. Монахи, обливаясь от страха холодным потом, проводили первого министра до ворот кумирни и долго отвешивали земные поклоны. Сумасшедшего посадили под замок, чтобы он не сбежал; ведь если он понадобится Цинь Гую, а его не будет на месте, всем монахам придется распроститься с жизнью!
А сейчас речь пойдет о Ши Цюане, который обосновался в горах Тайхан и все время думал о том, как отомстить за Юэ Фэя. Однажды он явился к Ню Гао и заявил, что уходит в разведку.
Добравшись тайком до Линьани, Ши Цюань поплакал и принес жертвы на могиле Юэ Фэя. Узнав о том, что Цинь Гуй молится в кумирне Успокоения духов, и возвращаться будет через мост Всеобщего спокойствия, он спрятался под этим мостом.
А в это время первый министр в окружении свиты ехал обратно и ломал голову над странными речами монаха.
«Как мог этот сумасшедший проникнуть в наши с женой тайны?»
Эта мысль не давала ему покоя.
У моста Всеобщего спокойствия конь вдруг взвился на дыбы. Цинь Гуй изо всех сил натянул узду — конь захрапел и отступил на несколько шагов назад.
В тот же момент на Цинь Гуя с кинжалом бросился Ши Цюань. Он уже поднял руку, чтобы нанести удар, и тут почувствовал, что она онемела. Подскочили телохранители Цинь Гуя, сбили Ши Цюаня с ног, связали и потащили во дворец первого министра.
Дорогой читатель, ты знаешь, что Ши Цюань — отважный военачальник, способный в одиночку сражаться с целым войском! Почему же его так легко одолели? А потому, что Юэ Фэй не позволил своему другу убить предателя, ибо это убийство запятнало бы и его честное имя. К тому же Юэ Фэй хотел, чтобы Ши Цюань тоже прославился своей честностью и преданностью долгу!
Между тем Цинь Гуй приехал домой и, когда самообладание к нему вернулось, приказал ввести Ши Цюаня.
— Ты кто такой? — рявкнул он, — Как у тебя хватило смелости поднять на меня руку? Говори, кто тебя подослал? Если сознаешься — пощажу!
— Мерзкий предатель! Ты обманываешь государя, губишь честных людей, продаешься врагам родины! Каждый настоящий воин Поднебесной съел бы тебя живьем! Знай же, я — Ши Цюань, бывший подчиненный Юэ Фэя! Я пришел мстить! Но, видно, судьба не назначила тебе умереть сейчас! Погоди же, придет и твой конец!
Ши Цюань обрушил на Цинь Гун такую лавину брани, что тот и рта не мог раскрыть. Он только приказал страже увести преступника в тюрьму при храме Правосудия и на следующий день казнить на базарной площади.
Потомки сложили стихи, в которых воспевают доблесть Ши Цюаня:
После того как Ши Цюань ушел в разведку, Ню Гао места себе не находил от беспокойства и наконец послал самых опытных разведчиков на розыски. Те скоро вернулись с печальной вестью.
Ню Гао метал громы и молнии. Он хотел немедленно двинуть войска в Линьань, чтобы отомстить за брата, но Ван Гуй его отговорил:
— Дух Юэ Фэя с самого начала не хотел, чтобы мы за него мстили. Брат Ши Цюань сам виноват! Зачем полез в ловушку? Разве можно быть таким легкомысленным?
Поплакали о погибшем, устроили жертвоприношения, с горя выпили.
Скорбь Ван Гуя и Чжан Сяня была так велика, что в ту же ночь они слегли. Но лекарство принимать отказались и через несколько дней скончались. Ню Гао тяжело переносил этот новый удар.
А теперь вернемся к Цинь Гую. Покушение Ши Цюаня на его жизнь так потрясло первого министра, что он заболел.
Встревоженная жена говорила ему:
— Господин мой, вы помните стихи, которые сочинил сумасшедший монах, когда мы были в кумирне Успокоения духов? Нет сомнения, этот негодяй был в сговоре с Ши Цюанем.
— Ты права, жена! А я об этом и не подумал! — воскликнул Цинь Гуй и велел Хэ Ли доставить во дворец сумасшедшего монаха.