— Ты невероятный, — провожу пальцем по его губам, к которым так и не прикоснулась своими. Сердце болезненно сжимается, и я начинаю задыхаться, ощущая, как вдобавок ко всему щиплет глаза.
Какого черта поплелась с ним куда-то среди ночи? Как я ему на лекции буду в глаза смотреть? Боже, мы были на грани того, чтобы проснуться в вместе кровати. Голыми. И тогда это уж точно был бы полный провал.
Нет, нельзя так…к тому же я уверена, что сейчас он проснется и заберет все свои слова о романе обратно. Такого я просто не выдержу. Ведь я уже…всего за несколько часов работы ночью влюбилась в нашу историю.
Еще тяжелее расстаться с Алексом, но я осторожно отстраняюсь и встаю с дивана. На цыпочках подбегаю к его шкафу и наспех надеваю платье, а сверху — его футболку. Не отдам ее ему обратно, ни за что. Пусть будет. На память…об этом волшебном вечере.
Сидя в такси, я вспоминаю, как еще вчера я точно также сидела с Алексом на заднем сиденье, и сердце выпрыгивало из груди, разрывалось. Черт, мы даже не целовались. По сути, между нами не было ничего…ничего криминального.
В такие моменты я благодарна папе за то, что иначе воспитана. Моменты страсти были в моей жизни, но я рада, что ухожу от Алекса, не совершив роковую ошибку.
Смотрю на часы и понимаю, что уже пропустила первую пару. Захожу в нашу с Кейт комнату и нахожу там Колина.
— Что ты тут делаешь, Кол? — вскидывая бровь, интересуюсь я. — И ты же мне отдал ключ от комнаты!
— У меня есть копия. И я ждал тебя. Всю ночь, — возвышается надо мной Колин. Широкоплечий, статный и жутко мне надоевший. — Лана…
— Что Лана? — сжимая зубы от гнева, перевожу взгляд на кровать и замечаю на одеяле плюшевого мишку и три белых лилии. Что ж, очень мило.
— Чья это футболка? — прищурив веки, спрашивает Колин.
— Не твоего ума дело!
— Я его убью, — рычит спортсмен, грубо хватая меня за ворот футболки.
— Руки убери! Угомонись, Колин. Это футболка моего брата. После работы я поехала домой, — Колин качает головой и резко отпускает меня, принимаясь поглаживать мои плечи.
— Твой брат так сильно вырос.
— Он спортсмен. У него плечи как твои уже, — совершенно не понимаю, почему я должна перед ним оправдываться.
— Почему ты не переоделась?
— Потому что…Колин, я не собираюсь перед тобой оправдываться. Это тебя не касается. Ты изменял мне! ИЗ-МЕ-НЯЛ!
— Я был дураком, Лана, — Колин опускает руки и сжимает мои ладони в своих. — Я…черт, я из тех мудаков, которым нужно сначала потерять что-то, чтобы понять, как это было им дорого. Детка, прости. Я так скучаю по тебе, — уверяет меня Колин и накрывает мои губы своими. Это проклятое «детка» напоминает мне об Алексе, и мне хватает двух секунд, чтобы окончательно выйти из себя и оттолкнуть этого качка.
— Колин, не надо…я не прощу. Давай…останемся друзьями, хорошо? Я не против иногда проводить время вместе. Но мы друзья, — скрещивая руки на груди, разворачиваюсь к Колину спиной.
— Дело только в измене? А не в другом парне? Или ты никогда меня не любила?
Любила…? Любовь…прежде я не знала, что это такое. Возможно, не знаю и до сих пор. Мной изведан лишь вид безусловной любви к маме, к Дэниелу, к папе. Мое сердце переполнено любовью к моей семье и к любимому делу, и ненавистью к тому, что мне нельзя принимать решения самой, ведь больше всего на свете я не хочу разочаровать тех, кого люблю…и в то же время не понимаю, почему они не любят меня настолько, чтобы принять меня такой, какая я есть.
Со всеми моими недостатками, с моей страстью к такому бессмысленному делу, как набор текста на клавиатуре. Для них бессмысленному, разумеется.
А теперь я знаю, на что похожа любовь. Или, по крайней мере, настоящая влюбленность. Маленькая крупица любви внутри меня, которая могла бы перерасти в целое дерево. И она прекрасна эта крупица. И я должна вырвать этот маленький, крошечный росточек любви из своего сердца, пока не стало поздно.
Любовь — это близость душ. И душа Колина также далека от меня, как я далека от всяких тусовок, которые он обожает, а он — от литературы.
Жизнь несправедлива.
Ведь близкая мне душа облачена в тело моего преподавателя. В тело человека, у которого слишком много тайн, бесов и демонов внутри.
— Как ты можешь спрашивать меня об этом, Колин. Ведь ты «любил» всех, — я указываю ему на дверь, едва сдерживая слезы, но не из-за него, а из-за мыслей об Алексе и о своей семье.
— Хорошо. Мы друзья, Лана. И я не отступлюсь, детка. Запомни, — он уходит, хлопая дверью, а я плюхаюсь на кровать, обнимая плющевого мишку, и вспоминаю глаза Алекса и то, как он бегал за мной по дому. Наш общий смех стучит в моих висках, действует на нервы и посылает импульсы боли прямо в сердце.