Скачка тринадцати

– На Хонтед-Хауза, сэр. Так что, если Хонтед-Хауз выиграет, сэр, наш приятель явится со своим билетом, чтобы получить выигрыш, и мы его схватим.

– А что, если Хонтед-Хауз не выиграет? – возразил Вестерленд.

Криспин посмотрел ему в глаза.

– Мы просим вас сделать так, чтобы он выиграл. Мы хотим, чтобы вы подстроили исход Большого национального.

Остин Дартмут Гленн спустился вниз и вручил еще две подозрительных банкноты букмекеру. Тот запихал деньги в свою сумку, даже не взглянув на них, и выдал билетик на Споттед-Тьюлипа, на победу, на восемь к одному. В шуме и суматохе последних пяти минут перед первой скачкой Остин протолкался на трибуны, чтобы лучше видеть свой четвероногий мешок с деньгами. Мешок с деньгами приковылял последним. Остин разочарованно порвал свой билетик и пустил клочки по ветру.

А тем временем в раздевалке Джерри Спрингфилд нехотя натянул тонкие белые рейтузы и принялся застегивать яркий камзол в красно-белую полоску. Душа его постепенно переполнялась паническим ужасом. Джерри очень хотелось сорваться и убежать куда-нибудь подальше, и желание это нарастало с каждой минутой. Ему трудно было сосредоточиться. С ним говорили – он не слышал. Руки у Джерри тряслись. Его бил озноб. Еще целый час впереди! Еще целый час ждать, а потом тащиться в паддок, садиться в седло, выезжать на старт – и, главное, проехать эти четыре с половиной мили с тридцатью жуткими препятствиями!

«Не могу, – тупо повторял про себя Джерри. – Просто не могу. Куда бы спрятаться, а?»

Четверо распорядителей, отвечающих за сегодняшние скачки, мрачно сидели вокруг стола. Требования старшего полицейского офицера Криспина вызвали в них самые разнообразные чувства.

– Это беспрецедентно! – сказал один.

– Об этом и речи идти не может, – заметил другой. – Времени слишком мало.

Третий сказал:

– Тренеры ни за что не согласятся.

– А владельцы? – вставил четвертый.

Криспин уважал скачки не более, чем продажных политиков. С его точки зрения, возможность поймать бирмингемскую банду была куда важнее, чем вопрос о том, какая лошадь прискачет первой. И в голосе полицейского явственно звучало раздражение, вызванное упрямством распорядителей.

– Грабители из Бирмингема убили девять человек! – говорил он. – Содействовать их поимке – священная обязанность каждого гражданина!

– Но ведь всему же есть предел, – возражали распорядители. – Сорвать Большой национальный!

– Насколько я понимаю, – возразил Криспин, – стипль-чез никак не связан с племенной ценностью лошадей. Все лошади, участвующие в Большом национальном в этом году, – мерины. Это ведь не то же самое, что испортить племенную книгу, подстроив результат Большого дерби!

– Все равно, это нечестно по отношению к публике, которая делает ставки! – ответили распорядители.

– Люди, погибшие в Бирмингеме, тоже были частью вашей публики. И те, кто может погибнуть во время следующего налета, тоже будут частью публики.

Сэр Уильям Вестерленд слушал спорящих все с тем же невозмутимым выражением лица. Ему удалось многого добиться в жизни именно благодаря тому, что он не спешил высказывать свое мнение, а выжидал, пока другие поднимут забрало и выставят напоказ свое мнение и свои слабости. И потому его мягкие замечания, высказываемые под конец, казались гласом истины, в то время как они основывались исключительно на здравом смысле, не замутненном излишними эмоциями. Вестерленд спокойно наблюдал, как Криспин и его коллеги-распорядители постепенно выходят из себя и скатываются к предрассудкам и враждебности. Потом вздохнул про себя, взглянул на часы и выразительно откашлялся.

– Джентльмены, – спокойно и отчетливо произнес он, – мне думается, что прежде, чем принять решение, нам следует рассмотреть следующие вопросы. Во-первых, возможно ли это? Во-вторых, как сохранить это в тайне? В-третьих, какие возможны последствия?

Распорядители и полицейский уставились на него, точно на избавителя.

– Жокеи-стиплеры – люди с характером, – продолжал Вестерленд. – Как вы думаете, кто может убедить их подстроить результат скачки?

Никто не ответил.

– Кто может гарантировать, что Хонтед-Хауз не упадет?

Никто не ответил.

– Как вы думаете, долго ли все это останется тайной для прессы? Готовы ли мы к скандалу?

Снова никто не ответил, но распорядители дружно покачали головами.

– Но, с другой стороны, если мы откажем мистеру Криспину в его просьбе, то, если эта банда взорвет еще один банк, как мы будем себя чувствовать, зная, что не сделали ничего, чтобы это предотвратить?

Все молча смотрели на него, ожидая ответа.