Сижу на нарах (из непечатного)

Стала рожа шире тела,
шире задницы… Ну, что ж.
«Потолстел!» — гнусавит Стелла.
«Пополнел!» — гундосит Жорж.
— Да, братишки, — отвечаю, —
что поделать — разнесло.
Может, в Африку отчалить,
сбросить парочку кило?
Может, петельку накинуть?
Может, в водочке сгореть?
В брюхо ножик сунуть-вынуть,
чтобы, значит, похудеть?
Вот какое, братцы, дело, —
не влезаю в макинтош…
Извините, тетя Стелла,
не судите, дядя Жорж.

1969

«Стол из елового обрубка…»

Стол из елового обрубка.
Прозрачны рюмки-пузыри.
В моих зубах для форса — трубка,
в ней полыхает жар зари!
Качает музыка сознанье,
шипят в сосудах спирт и кровь.
Помоевидное лобзанье
пророчит чистую любовь.
Ложусь на черные простынки
и реагирую на твой
неженский лоб в тоске косынки,
на свой хотимец нулевой…

1965

«В электрическом поезде…»

В электрическом поезде
мы сидели вдвоем.
Что ты, золотко, роешься
в чемодане моем?
Я не пьян, паразитка ты,
я ужасно не пьян.
Шоколадною плиткою
сладок мой чемодан.
В неотправленном поезде,
угодившем в тупик,
я, раздетый до пояса,
в твою тайну проник.
У тебя зубы черные,
хищный ежится рот.
Слышу: вышла в уборную,
ткань газетную рвет.
Ах, репейник меж рельсами,
ах, бурьян между ног…
Я любил тебя весело,
как, по-моему, мог.
Дура, дура, не ценишь ты
моей лютой тоски.
В чемодане — не денежки,
в чемодане — стишки.
В чемодане бумажечки,
не в чернилах — в крови.
Моя злая фуражечка
набекрень — до брови!
Я нахмурился здорово,
ненавижу тупиц.
Связь тончайшая порвана
двух сомнительных лиц.
В неотправленном поезде
день и ночь — от и до.
Может, Богу помолимся?
Друг за друга? А — что?!

1965–1991

«Я тебя увидел в ветхом шелке…»

Я тебя увидел в ветхом шелке,
постаревшую, почти — другую…
Черный хлеб горбатился в кошелке,
глаз бутылки полыхал, ликуя!
Лик твой был совсем уже неженским
непогоды лик, травы в снегу,
лик тоски вселенско-деревенской,
лик луча, согнутого в дугу.
… Подойти? Испорченные руки —
приласкать? Кошелку поднести?
Но — очнулся! Все вы, бабы, суки.
Пусто в сердце. Холодно в груди.

1961–1983

«Домик больничный…»

Домик больничный,
бел персонаж.
Рублик наличный,
рублик, да — наш!
Дай твою руку.
Съешь поцелуй.
Чуешь разлуку?
Семечки клюй.
В сумке оплечной
фляжка вина…
Сумрак сердечный,
сгинь, сатана!

1968

«Божьих пташек непонятный лепет…»