Читаем Сивилла полностью

   Марсия и Ванесса приходили три раза подряд, и доктор начала удивляться, что же случилось с Вики, Мэри, Пегги Лу и самой Сивиллой. Зато в течение этих трех визитов, последовавших друг за другом, у доктора развеялись сомнения относительно того, что Марсия и Ванесса, казавшиеся такими разными, являются очень хорошими подругами и тесно связаны друг с другом. Как показалось доктору, их связывало то, что они обе были одинаково динамичны.

   Тем не менее между ними имелись и различия. Наэлектризованная атмосфера возбуждения окружала Ванессу, полную энергии, использующую экстравагантные жесты и драматизировавшую все что угодно, – черта, которую ни Марсия, ни остальные «я» (по крайней мере, те, с кем уже была знакома доктор) не проявляли. Марсия представляла собой более спокойную версию Ванессы, была более серьезной и мечтательной. Хотя и Марсия могла вести себя легкомысленно, по сути своей она была пессимисткой. Выход она находила в общении с Ванессой или с книгами, но в принципе считала жизнь «ужасной и бесполезной», а людей «попросту жуткими».

   Слова Вики о том, что Марсия разделяет и одновременно усиливает чувства Сивиллы, выглядели справедливыми. Туманное высказывание Ванессы относительно Марсии и мыльных опер тоже казалось справедливым. Когда Сивилла вместе со всеми смотрела что-нибудь грустное по телевидению, плакала именно Марсия. Всякий раз, когда потерявшийся ребенок или щенок возвращались домой или вновь обретали своих близких, Марсия проливала обильные слезы. И именно Марсия, которая осуждала Ванессу за критику их матери, видимо, больше всего нуждалась в матери. «Марсия, – сказала Вики доктору Уилбур, – будет плакать только потому, что ей одиноко без матери».

   Вскоре после того, как Ванесса и Марсия пришли к доктору в четвертый раз, Ванесса устроила представление.

   – Прощай, дорогая, – сказала она нежным голоском, – мне жаль покидать тебя. Мне будет так не хватать тебя, но я попробую развеяться в Европе. Попробую, моя дорогая. Но мне будет трудно, потому что мне будет не хватать тебя. – Затем, говоря как бы в сторону, Ванесса взорвалась: – Видеть ее не могу. Мечтаю, чтобы эта *censored* по дороге домой упала с пристани.

   Сменив голос и позицию, Ванесса вошла в роль второй женщины на пристани, которая видит, как первая отплывает:

   – Мне грустно, что ты оставляешь меня, но я желаю тебе позаботиться о себе и чудесно провести время в Европе. – Затем, слегка развернувшись, Ванесса в роли второй женщины пробормотала вполголоса, скривив губы: – На деюсь, она утонет!

   Доктор Уилбур отчетливо видела двух прощающихся женщин на пристани возле корабля, готового отправиться в путь. Сцена была так хорошо разыграна, что доктор заметила:

   – Ванесса, вы упустили свое призвание. Вам следовало играть в театре.

   12. Молчаливые свидетели

   Когда лето 1955 года сменилось осенью, доктор Уилбур обнаружила, что анализ обращен к весне 1934 года – ко времени возвращения Сивиллы после двухлетнего отсутствия, длившегося с девятого по одиннадцатый год ее жизни. Ошеломление, которое пережила Сивилла, усилилось, когда выяснилось, что впервые в жизни от нее больше не требуют спать в родительской спальне. Когда это первичное осознание попало в центр внимания, усилились и воспоминания о том, что она пережила в этой спальне со дня рождения до возраста девяти лет. Эти переживания, покрывавшие период с 1923 по 1932 год, представляли собой некий континуум, который доктор Уилбур рассматривала как матрицу отношения Сивиллы к сексу и, что, возможно, еще важнее, как инкубатор для взращивания самого заболевания.

   В первый день возвращения Сивиллы в марте 1934 года закончился ужин. Семья Дорсеттов находилась в гостиной. Хэтти читала томик Теннисона и слушала радио. Уиллард перелистывал страницы «Архитектурного форума». Сивилла пыталась выполнить какой-то набросок углем, но обнаружила, что ей трудно сосредоточиться из-за этого странного стечения событий, которое она недавно пережила.

   – Пора отправляться к себе в комнату, Пегги, – приказала Хэтти.

   Сивилла привыкла к тому, что ее называют Пегги, но требования матери она не поняла. У нее никогда не было своей комнаты. Она всегда спала в родительской спальне.

   Сивилла пожелала родителям спокойной ночи и задумчиво направилась в спальню внизу. К ее изумлению, детской кровати там не оказалось. Единственной кроватью в комнате была та самая знакомая большая белая кровать, в которой спали ее родители.

   – Пегги Луизиана! – раздался резкий голос матери из гостиной. – Ты что, не собираешься наверх?

   Наверх? Сивилла не понимала, о чем говорит мать.

   – Уже девятый час! – Голос матери зазвучал жестче. – Ты не сможешь встать утром. Отвечать придется перед мисс Хендерсон, а не передо мной.

   Наверх? Несколько лет назад Хэтти выделила спальню наверху под комнату для Сивиллы, но почему-то так и не собралась перенести туда кроватку или саму Сивиллу. Поскольку терять было нечего, Сивилла решила выяснить, не эту ли комнату имеет в виду мать.

Перейти на страницу:

Похожие книги