Доктор Уилбур отчетливо видела двух прощающихся женщин на пристани возле корабля, готового отправиться в путь. Сцена была так хорошо разыграна, что доктор заметила:
— Ванесса, вы упустили свое призвание. Вам следовало играть в театре.
Когда лето 1955 года сменилось осенью, доктор Уилбур обнаружила, что анализ обращен к весне 1934 года — ко времени возвращения Сивиллы после двухлетнего отсутствия, длившегося с девятого по одиннадцатый год ее жизни. Ошеломление, которое пережила Сивилла, усилилось, когда выяснилось, что впервые в жизни от нее больше не требуют спать в родительской спальне. Когда это первичное осознание попало в центр внимания, усилились и воспоминания о том, что она пережила в этой спальне со дня рождения до возраста девяти лет. Эти переживания, покрывавшие период с 1923 по 1932 год, представляли собой некий континуум, который доктор Уилбур рассматривала как матрицу отношения Сивиллы к сексу и, что, возможно, еще важнее, как инкубатор для взращивания самого заболевания.
В первый день возвращения Сивиллы в марте 1934 года закончился ужин. Семья Дорсеттов находилась в гостиной. Хэтти читала томик Теннисона и слушала радио. Уиллард перелистывал страницы «Архитектурного форума». Сивилла пыталась выполнить какой-то набросок углем, но обнаружила, что ей трудно сосредоточиться из-за этого странного стечения событий, которое она недавно пережила.
— Пора отправляться к себе в комнату, Пегги, — приказала Хэтти.
Сивилла привыкла к тому, что ее называют Пегги, но требования матери она не поняла. У нее никогда не было своей комнаты. Она всегда спала в родительской спальне.
Сивилла пожелала родителям спокойной ночи и задумчиво направилась в спальню внизу. К ее изумлению, детской кровати там не оказалось. Единственной кроватью в комнате была та самая знакомая большая белая кровать, в которой спали ее родители.
— Пегги Луизиана! — раздался резкий голос матери из гостиной. — Ты что, не собираешься наверх?
Наверх? Сивилла не понимала, о чем говорит мать.
— Уже девятый час! — Голос матери зазвучал жестче. — Ты не сможешь встать утром. Отвечать придется перед мисс Хендерсон, а не передо мной.
Наверх? Несколько лет назад Хэтти выделила спальню наверху под комнату для Сивиллы, но почему-то так и не собралась перенести туда кроватку или саму Сивиллу. Поскольку терять было нечего, Сивилла решила выяснить, не эту ли комнату имеет в виду мать.
В этой, другой спальне тоже не было детской кроватки. Вместо нее здесь стояла кровать обычных размеров. Свежие простыни и наволочки манили к себе. Может быть, комната предназначена для гостей? Но никаких гостей в доме не было. Неужели взрослая кровать приготовлена для нее? Мать послала ее сюда. Видимо, так все и есть. Но почему они выделили ей эту кровать?
Сивилла разделась и впервые в жизни улеглась спать во взрослую кровать в собственной комнате. Насколько она помнила, это был первый раз, когда ей не пришлось наблюдать вечно происходящую в спальне драму.
Несомненно, нельзя отследить по часам или календарю тот момент, когда Сивилла впервые осознала, что сам процесс отправления в постель вечером может быть источником сильного расстройства. Причина расстройства всегда заключалась в этом. И только теперь она наконец узнала, что можно заснуть, не зажмуриваясь изо всех сил и не отворачиваясь к стенке.
Зрелище, от которого Сивилла бурно старалась отстраниться, в психоанализе называют первичной сценой — слуховое и зрительное восприятие ребенком полового сношения родителей. Сцена эта называется первичной, поскольку она первична по времени в том смысле, что является первым знакомством ребенка с сексуальностью взрослых, и поскольку она играет первостепенную роль в развитии ребенка, будучи основанием, на котором ребенок впоследствии выстраивает свои эмоции, оценки и поведение.
Некоторые дети вообще не наблюдают первичной сцены; для многих других это всего-навсего момент, когда дверь приоткрывается и ребенок наблюдает половое сношение родителей. Обычно это происходит случайно, по недосмотру, и сила воздействия этого события на ребенка зависит от общей атмосферы, царящей в доме. Когда половое сношение выглядит для него делом глубоко приватным, но не запретным, результатом этого мимолетного наблюдения чаще всего бывает отсутствие какого-либо психологического вреда.
В случае с Сивиллой первичная сцена не была чем-то мимолетно подсмотренным, единственным случайным моментом. Она разыгрывалась всегда. В течение девяти лет Сивилла наблюдала половые сношения родителей как устойчивую и неизменную часть жизни, которая находилась в резком контрасте с исключительной сдержанностью и холодностью их поведения днем.