Сивилла

Еще до того, как прошел достаточный срок для ответа на послание Сивиллы, она обнаружила в своем почтовом ящике письмо от отца. Боясь читать его в одиночестве, поскольку некоторые из его писем заставляли ее становиться кем-нибудь другим, как это определяла доктор, или «выключаться», как это определяла она сама, Сивилла дождалась прихода Тедди Ривз.

В письме говорилось:

Дорогая Сивилла,

Фрида только что напомнила мне, что пора написать тебе письмо. Фрида становится все больше похожа на нас, Дорсеттов. Несколько раз она говорила мне, что довольна жизнью. Если бы меня спросили, я сказал бы, что она довольна тем, что живет самостоятельным человеком. Я рад видеть ее счастливой. Вчера мы получили твое поздравительное письмо. Мы всегда рады получить от тебя весточку. Надеюсь, этот семестр будет у тебя не слишком тяжелым и не слишком загруженным. Надеюсь, на экзаменах у тебя все будет о’кей. Ха!

Работа у меня идет нормально. Погода стоит холодная. Хорошо каждую неделю проводить пару дней дома. Но я рад, что достаточно крепок для того, чтобы работать и зарабатывать себе на жизнь. Похоже, в будущем году работы будет еще больше. Фриде тоже нравится ее работа. Социальное страхование поднялось до семи процентов, так что теперь я получаю больше. Мне платят по сто четыре доллара в месяц. Это очень помогает. Я доволен, что в свое время подписался на социальное страхование. Это было давным-давно. Я теперь старею. Перестал смотреть по телевизору «Лэсси» и ложусь пораньше в постель. Вставать приходится рано. Новостей никаких нет. Так что до свидания.

Твой папа

Уиллард

Сивилла почувствовала не досаду, а скорее снисходительное понимание занятости отца собой и Фридой и неприятное осознание того, что его описание пенсии по социальному страхованию как дара судьбы, спасающего его от нищеты, является способом напомнить ей о том, что он не Рокфеллер. Отец был владельцем собственного дома, владельцем еще трех объектов недвижимости, имел солидный банковский счет и неплохой доход, подкрепляемый зарплатой Фриды, — и при этом хотел заставить Сивиллу поверить в то, что гроши, которые он получает по социальному страхованию, имеют существенное значение.

Она кисло усмехнулась и новой для него подписи «Уиллард». Всегда державшийся отстраненно, отчужденно, отец вдруг прибег к этакой неформальности, к своеобразному приятельскому жесту дружбы и близости.

На этот раз Сивилла сумела остаться собой. То, что она смогла это сделать после неполных трех с половиной лет психоанализа, говорило о ее растущей зрелости, о ее способности адекватно воспринимать ситуацию, которая в прошлом приводила к диссоциации.

Вслед за своим носом, похожим на большой клюв хищной совы, Фрида Дорсетт влетела в мастерскую мужа, расположенную в подвале их большого комфортабельного дома в пригороде Детройта. Жена без слов протянула мужу письмо и ушла, слегка постукивая каблуками-шпильками.

Десятью минутами позже каблуки вновь застучали в мастерской, и, перекрывая шум сверлильного станка, Фрида прочирикала стаккато:

— Это письмо. Оно от нее? — Узкие губы Фриды чуть-чуть скривились, а торс почти незаметно задрожал. — Вижу, что оно расстроило тебя.

Уиллард пожал плечами:

— Мы поговорим об этом завтра.

— Что она там пишет? — Это чириканье прозвучало еще громче.

Фрида Дорсетт не любила женщин и не делала исключения для дочери мужа, тем более что Сивилла представляла собой угрозу. За этот год брака с Уиллардом Фрида, которой было пятьдесят семь лет, впервые в жизни испытала настоящее счастье и теперь не собиралась подвергать его испытаниям — реальным или воображаемым — со стороны его дочери.