Прошлое и будущее являются координатными полюсами фабульного времени повествования, соответственно, мотивы, «обращенные к прошлому» и «обращенные к будущему», также локализуют фабулу – но только уже не в мире художественного предмета, а в мире художественного времени.
Напротив, мотивы, «отступающие, такие, которые отдаляют действие от его цели», в системе нарратива могут быть соотнесены не с началом фабулы, а с началом сюжета. Такие мотивы повествовательно реализуются в событиях, требующих своего рецептивного осмысления не в плане их естественных причинно-следственных или пространственно-временных связей, а в плане их сопоставления и противопоставления со всеми предшествующими событиями повествования. Именно в точках «отдаления действия от цели» зарождается и развивается собственно сюжетный потенциал литературного повествования. «Отдаление действия от цели» в плане читательского восприятия и интерпретации литературного произведении неизбежно оборачивается приближением к самому смыслу действия, т. е. собственно к сюжету.
В этом отношении обратим внимание на то, что «отступающие мотивы» приближают литературный текст, поэтический по своему существу, к риторике как стратегии прямой организации текста с открытыми интенциями порождения смысла. С «отступающими мотивами» в системе литературной уже не поэтики, а риторики граничат собственно отступления от повествования, так называемые «лирические отступления» и «философские отступления».
2. Проблема мотива у Гете отвечает современной постановке вопроса о различных модальностях действия.
Проблема модальностей действия в современной теории литературы становится важной в первую очередь в плане сопоставления действия эпического и лирического.
Характерное отличие лирического действия от действия эпического заключается в его принципиально расширенном модальном спектре. Как мы отмечали в предыдущей главе, лирическое действие развертывается не только в рамках действительного, но и в рамках возможного.
Ср. у Гете в стихотворении «Надежда» ([Гете 1977: 46]; пер. М. Лозинского):
Приведи мой труд смиренный,Счастье, к цели вожделенной!Дай управиться с трудами!Да, я вижу верным взглядом:Эти прутья станут садом,Щедрым тенью и плодами.В этом стихотворении модальности действительного вообще нет – но это нисколько не мешает лирическому действию раскрыться в плане модальностей желаемого и воображаемого.
С формальной точки зрения статья Гете посвящена собственно эпической и драматической поэзии, однако теоретический потенциал размышлений классика позволяет включить в их орбиту и вопросы специфики лирического действия как такового.
Мотивы последнего, пятого рода, т. е. «обращенные к будущему, предвосхищающие то, что произойдет в последующие эпохи», развивают в повествовании модальности непрямого действия, модальности возможного. В эпике и драме возможное действие нуждается в определенных фабульных мотивировках, какими могут быть сон героя, его мечтания, предположения, желания и опасения. Лирическое сознание непосредственно в рамках актуального дискурса может переходить от модальности действительного к модальностям возможного.
Обратим внимание еще на один очень важный смысл размышлений Гете по поводу мотивов, «обращенных к будущему». Они помогают поэту, по словам Гете, «сделать свои творения завершенными». Иными словами, мотивы, расширяющие спектр модальностей действия, тем самым в максимальной степени отвечают художественной задаче эстетического завершения героя не просто как «действователя», но и как «вершителя» – в первую очередь своей судьбы.
3. Третий аспект актуализации размышлений Гете о мотивах выводит нас за пределы теории литературного повествования в универсальную сферу семиотики: мотивы у Гете типизированы не в плане семантики, а в плане синтактики.
Господствующим в современной теории мотива выступает семиотический подход «от семантики».