Читаем Сюжет и смысл полностью

Здесь мы приходим к важному вопросу о возможных формах персонификации лирического события. Изначально оно сопряжено с инстанцией лирического субъекта, который может быть вообще не персонифицирован в тексте и явлен читателю в самом дискурсе как присущий ему голос – но такая ситуация характерна, в общем случае, для стихотворного лирического текста. В прозаическом тексте, выстроенном в рамках наррации, лирическое событие также может образовываться в соотнесении с собственно лирическим субъектом – и тогда текст, хотя бы локально, может формироваться в соответствии с жанровыми формами «лирического отступления», «стихотворения в прозе» или «прозаической поэмы». Вместе с тем инстанция лирического субъекта, как мы видели на примере чеховского рассказа, может быть в итоге сопряжена с инстанцией героя, и в таком случае лирическое событие становится переживанием самого героя. Герой, как это принято говорить, настраивается «на лирический лад», и в художественную ткань его переживаний могут вплетаться лирические мотивы.

Итак, применительно к прозаическому нарративному тексту мы можем говорить о двух основных вариантах образования лирического события в их взаимодействии: первый – лирическое событие сопряжено с лирическим субъектом, второй – персонифицированное лирическое событие сопряжено с героем произведения. Возможен, в принципе, и третий вариант – когда лирическое событие оказывается сопряженным с позицией повествователя.

<p>Глава 8. Размышления Гете о мотивах. Нарратологический комментарий</p>

В данной главе в современном нарратологическом контексте рассматриваются уникальные представления, наблюдения и мысли Гете о литературных мотивах.

Предварим наши комментарии известным текстом Гете из статьи «Об эпической и драматической поэзии»:

Мне известны мотивы пяти родов:

1) Устремляющиеся вперед, такие, которые ускоряют действие; ими преимущественно пользуется драма.

2) Отступающие, такие, которые отдаляют действие от его цели; ими пользуется почти исключительно эпическая поэзия.

3) Замедляющие, которые задерживают ход действия или удлиняют путь такового; этими, с великими для себя выгодами, пользуются оба жанра.

4) Обращенные к прошлому, благодаря которым оживает то, что происходило до эпохи этих творений.

5) Обращенные к будущему, предвосхищающие то, что произойдет в последующие эпохи. В этих видах нуждается как драматический, так и эпический поэт, чтобы сделать свои творения завершенными» ([Гете 1980: 274–275]; пер. Н. Ман).

Изящные формулировки классика носят самодостаточный характер и отвечают общей гармоничной системе представлений Гете об эпосе и драме и о литературе вообще.

Вместе с тем идеи Гете о мотивах в эпосе и драме актуально и энергично отвечают современным контекстам литературоведческой нарратологии, что мы и постараемся показать.

1. Проблема мотива у Гете получает свое современное прочтение в связи с актуальным вопросом взаимоотношения категорий нарратива, фабулы и сюжета.

Литературный мотив репрезентирован событиями, которые суть единицы повествования. Иначе говоря, мотив есть обобщение событий. Следовательно, мотив есть единица обобщенного уровня повествования, т. е. собственно языка повествования. Сформулируем в окончательной форме: мотив – это единица повествовательного языка. Как единица языка художественного повествования мотив обретает определенные фабульные и сюжетные свойства и функции.

Мотивные формулы Гете важны именно тем, что по существу определяют фабульные и сюжетные свойства мотива.

Так, мотивы, «устремляющиеся вперед, такие, которые ускоряют действие», – это мотивы, взятые в их классической функции складывания повествования как такового, преимущественно в его фабульном аспекте. Устремлять повествование вперед может в первую очередь событие-причина, порождающее событие-следствие, или такое событие, которое своим соседством, пространственным или временным примыканием к текущему действию способствует его резкому, зачастую незапланированному, как в новелле, движению и развитию.

Мотивы «замедляющие, которые задерживают ход действия или удлиняют путь такового», также развивают повествование в его фабульном аспекте, поскольку в событийном плане детализируют действие, дробят его и переводят в плоскость конкретности, вещности, предметности. Благодаря «замедляющим» мотивам линии действия в литературном повествовании проникают в мир художественной предметности произведения, и сама фабула произведения оказывается овеществленной, опредмеченной.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология