Здесь мы приходим к важному вопросу о возможных формах персонификации лирического события. Изначально оно сопряжено с инстанцией лирического субъекта, который может быть вообще не персонифицирован в тексте и явлен читателю в самом дискурсе как присущий ему голос – но такая ситуация характерна, в общем случае, для стихотворного лирического текста. В прозаическом тексте, выстроенном в рамках наррации, лирическое событие также может образовываться в соотнесении с собственно лирическим субъектом – и тогда текст, хотя бы локально, может формироваться в соответствии с жанровыми формами «лирического отступления», «стихотворения в прозе» или «прозаической поэмы». Вместе с тем инстанция лирического субъекта, как мы видели на примере чеховского рассказа, может быть в итоге сопряжена с инстанцией героя, и в таком случае лирическое событие становится переживанием самого героя. Герой, как это принято говорить, настраивается «на лирический лад», и в художественную ткань его переживаний могут вплетаться лирические мотивы.
Итак, применительно к прозаическому нарративному тексту мы можем говорить о двух основных вариантах образования лирического события в их взаимодействии: первый – лирическое событие сопряжено с лирическим субъектом, второй – персонифицированное лирическое событие сопряжено с героем произведения. Возможен, в принципе, и третий вариант – когда лирическое событие оказывается сопряженным с позицией повествователя.
Глава 8. Размышления Гете о мотивах. Нарратологический комментарий
В данной главе в современном нарратологическом контексте рассматриваются уникальные представления, наблюдения и мысли Гете о литературных мотивах.
Предварим наши комментарии известным текстом Гете из статьи «Об эпической и драматической поэзии»:
Мне известны мотивы пяти родов:
1) Устремляющиеся вперед, такие, которые ускоряют действие; ими преимущественно пользуется драма.
2) Отступающие, такие, которые отдаляют действие от его цели; ими пользуется почти исключительно эпическая поэзия.
3) Замедляющие, которые задерживают ход действия или удлиняют путь такового; этими, с великими для себя выгодами, пользуются оба жанра.
4) Обращенные к прошлому, благодаря которым оживает то, что происходило до эпохи этих творений.
5) Обращенные к будущему, предвосхищающие то, что произойдет в последующие эпохи. В этих видах нуждается как драматический, так и эпический поэт, чтобы сделать свои творения завершенными» ([Гете 1980: 274–275]; пер. Н. Ман).
Изящные формулировки классика носят самодостаточный характер и отвечают общей гармоничной системе представлений Гете об эпосе и драме и о литературе вообще.
Вместе с тем идеи Гете о мотивах в эпосе и драме актуально и энергично отвечают современным контекстам литературоведческой нарратологии, что мы и постараемся показать.
1. Проблема мотива у Гете получает свое современное прочтение в связи с актуальным вопросом взаимоотношения категорий нарратива, фабулы и сюжета.
Литературный мотив репрезентирован событиями, которые суть единицы повествования. Иначе говоря, мотив есть обобщение событий. Следовательно, мотив есть единица обобщенного уровня повествования, т. е. собственно языка повествования. Сформулируем в окончательной форме: мотив – это единица повествовательного языка. Как единица языка художественного повествования мотив обретает определенные фабульные и сюжетные свойства и функции.
Мотивные формулы Гете важны именно тем, что по существу определяют фабульные и сюжетные свойства мотива.
Так, мотивы, «устремляющиеся вперед, такие, которые ускоряют действие», – это мотивы, взятые в их классической функции складывания повествования как такового, преимущественно в его фабульном аспекте. Устремлять повествование вперед может в первую очередь событие-причина, порождающее событие-следствие, или такое событие, которое своим соседством, пространственным или временным примыканием к текущему действию способствует его резкому, зачастую незапланированному, как в новелле, движению и развитию.
Мотивы «замедляющие, которые задерживают ход действия или удлиняют путь такового», также развивают повествование в его фабульном аспекте, поскольку в событийном плане детализируют действие, дробят его и переводят в плоскость конкретности, вещности, предметности. Благодаря «замедляющим» мотивам линии действия в литературном повествовании проникают в мир художественной предметности произведения, и сама фабула произведения оказывается овеществленной, опредмеченной.