Что ж, и к этому готовы! Только вот позволит ли здоровье?
Несколько дней назад сотрудники УКСУСа бегом поднимались по лестнице на свой этаж, а теперь это им трудно. И пока они степенно шагают наверх, то и дело слышится:
— Что, брат, тяжеловато вверх идти?
— Не без того. Пятнадцать лет по этой лестнице топаю… Вот так…
— Ну, ты еще молодежь: я — двадцать…
— Я всего десять, — вмешивается в разговор Нолик, — но и это кое-что значит…
— Значит, дорогой Нолик. Непременно значит! — кричит, обгоняя счетовода, Костя Ромашкин. — Тебе год за два засчитывают. Памятник тебе полагается. Из пластмассы.
— Вам только шутить, Ромашкин, — обиженно отвечает Нолик.
Ох, Ромашкин, зачем ты так зло смеешься над Ноликом? У него еще и сейчас не прошла на тебя обида.
Нолик — маленький человек, винтик. Он отказался от должности бухгалтера и даже дал самоотвод при выборе в местком. Этот невысокий, худощавый мужчина с большими, тонкими, почти прозрачными ушами навечно присвоил себе звание рядового. Но он тоже не лишен самолюбия и стремления к славе.
Нолик очень любит, например, писать отклики в газеты и на радио. Но он посылает их только на те статьи, которые оканчиваются вопросом: «А как бы ты поступил, дорогой читатель?» или «Твое мнение, товарищ?»
И как приятно видеть ему, Нолику, газетный обзор, где упоминается его имя! Он, простой советский человек, прислал совершенно правильный, морально обоснованный отклик. Правда, сделать это совсем не трудно: ответ был ясен из самой статьи и ошибиться просто невозможно.
А ты, Ромашкин, решил поиздеваться над этой благородной страстью и отправил на радио, в «Угадайку», ответы на загадки для дошкольников, подписав письмо фамилией Нолика.
Через неделю Всесоюзное радио объявило:
— Первым правильный ответ прислал Толя Нолик из Лесогорска, с Поперечной улицы…
Нолику жали руку сослуживцы и соседи по квартире, и он не мог не видеть их торжественно-озорную улыбку. После этого Нолик кое-что затаил против Ромашкина. Достоверно он не знал, что письмо на радио отправил Ромашкин, но был уверен, что это именно так.
Однако поднимемся по лестнице, выйдем в коридор и свернем в комнату направо. Там уже открылось заседание юбилейной комиссии.
Штаб празднества был создан вчера вечером по предложению Петра Филипповича Груздева. Себя Груздев в комиссию, как ни странно, не включил. Впрочем, из дальнейшего будет ясно, почему он так сделал.
Председателем утвердили Чарушина, членами — Гречишникову, Свинцовского, Ферзухина и Ромашкина.
Из-за последней кандидатуры возник спор.
Гречишникова поднялась со стула, выставив вперед и без того выразительный бюст, и холодно сказала:
— Я против Ромашкина. Местком это не поддержит…
Чарушин улыбнулся, но тут же спрятал неожиданно прорвавшуюся улыбку. Он вообще очень редко улыбался. Его худое лицо со следами бритвенных порезов всегда было пасмурным. Казалось, от самого рождения на нем запечатлено этакое ненастное выражение.
Порою лучик улыбки все же пробивался сквозь это ненастье, но казался очень уж одиноким и каким-то неуместным.
Сейчас он появился потому, что Чарушин догадался о причине протеста Гречишниковой.
Да, у Гречишниковой были основания высказаться против Ромашкина. Этот молодой рыжеволосый парень с подмигивающими глазами еще не расстался с детством. Несерьезный, в общем. И всегда разыгрывает Гречишникову.
Поэтому она не хотела, чтобы Ромашкин был в юбилейной комиссии. Но настоящую причину Гречишникова, конечно, назвать не могла. И только сказала:
— Не будет он работать…
Груздев не согласился:
— Учти, Ксения Петровна, он молодой, расторопный, сообразительный… Давай все-таки включим его. Молодежь надо поддерживать.
И вот — первое заседание юбилейной комиссии.
Члены комиссии сидят за большим столом, в сторонке — машинистка-стенографистка Люся-Мила. Это очень хорошо, что она вела стенограмму. Воспользуемся ее записью.
Г р е ч и ш н и к о в а. Я так и знала, Ромашкин не захочет работать в комиссии.
Р о м а ш к и н. Я просто не понимаю, к чему все это.
Ч а р у ш и н. Как вы, Ромашкин, не поймете, что такое мероприятие имеет политическое, я бы сказал, значение. В смысле мобилизации и вообще…
Г р е ч и ш н и к о в а. Вы только вдумайтесь как комсомолец. Мы отмечаем юбилей коллектива, который воспитал сотни замечательных служащих, которые самоотверженно выполняют задачи в деле борьбы за подъем, который…
С в и н ц о в с к и й. Да-да… э-э-э… которые… который.
Ф е р з у х и н. Есть решение, подписанное товарищем Шиловым. Значит, этому делу придается — что? Смысл. Значит, наше учреждение — какое? Передовое.
Р о м а ш к и н. Понимаю. Я, знаете ли, поначалу действительно как-то не разобрался. Недооценил.
Ч а р у ш и н. Вот так сразу бы. Давайте составим планчик.
Г р е ч и ш н и к о в а. Торжественное собрание.
С в и н ц о в с к и й. Стенгазету выпустить. В красках, понимаешь. С передовой.
Ф е р з у х и н. Насчет премий не забыть…
С в и н ц о в с к и й. Доску надо… э-э-э… Почета.
Ч а р у ш и н. А ваше мнение, Ромашкин? Вы что-то молчите.