Споры о том, какова должна быть политика в отношениях с сюнну, не утихали при дворе в течение всей истории династии Хань. Считается, что китайцы в какой-то мере придерживались в этом вопросе так называемой концепции «три манеры поведения, пять приманок», разработанной еще в первой половине II века до н. э. императорским советником Цзя И, который подал трону серию докладов о положении дел в Поднебесной. Большое внимание там было уделено и китайско-сюннуской политике. И хотя современным людям (по крайней мере, авторам настоящей книги) текст этих докладов, равно как и сама концепция, представляются скорее забавными, китайцы относились к ним весьма почтительно и в течение нескольких веков основывали на них свою внешнюю политику.
Цзя И горестно констатирует, что «положение Поднебесной такое, как у человека, который висит вниз головой», ведь император, как ее глава, должен находиться вверху, а варвары — внизу, однако наделе все обстоит наоборот. «[Варвары от восточных]
Для осуществления это плана Цзя И предлагает императору прежде всего придерживаться трех разработанных им «манер поведения». Первая «манера» заключалась в том, что Сын Неба должен завоевать доверие варваров. Вторая — в том, что он должен возвестить варварам свою любовь: если они «сами убедятся, что они любимы Сыном Неба, то [потянутся к нему], как малое дитя к любящей матери». И наконец, варваров следовало проинформировать о том, что именно «приятно» императору: «Пусть варвары
Но для полной надежности задуманного предприятия, Цзя И разработал еще и «пять приманок», которые должны были пленить глаза, уста, уши, желудки и сердца наивных степных жителей. На глаза следовало воздействовать следующим образом: «Прибывшие к нам сюнну от глав кланов и выше пусть непременно будут одеты в расшитые шелковые одежды, а их жены и дети — в узорные парчовые платья. Пусть представят им пять серебряных колесниц, разукрашенных крупными резными узорами, запряженных каждая четверкой лошадей, снабженных зелеными тентами. Пусть придадут им эскорт из нескольких всадников и каждому, кроме кучера, еще и сопровождающего…» Цзя И был уверен, что сюнну станут из уст в уста передавать слухи о роскошной жизни тех, кто прибыл к императорскому двору: «Люди станут уповать на Вашу милость, полагая, что если сами прибудут к нам, то смогут получить то же. Тем самым мы наведем порчу на их глаза. [Это] — одна “приманка”».
Вторая приманка заключалась в том, что избранных сюннуских гостей следовало принародно кормить «великолепными кусками вареного и жареного мяса, приготовленного в маринадах». Цзя И пишет: «Варвары-ху, исчисляемые сотнями, пожелавшие посмотреть [на пир], будут стоять рядом. Те, кто отведал яства, обрадуются, будут есть и посмеиваться. А еда будет на вкус такой, какой им и пробовать-то никогда не приходилось… В целом государстве, кто это слышал и видел, пуская слюни, расскажут об этом другим. Люди станут алкать того же, полагая, что если сами прибудут к нам, то смогут это получить. Тем самым мы наведем порчу на их уста. [Это еще] одна “приманка”».
Третья приманка, назначенная для варварских ушей, заключалась в том, что сюнну следовало приглашать на музыкальные вечера: «Пусть музыканты дудят в маленькие флейты, бьют в барабаны и барабанчики, а актеры и акробаты сменяют друг друга. Пусть время от времени выступают танцоры и плясуны, а вслед за ними под грохот барабанов исполняет свой танец человек-кукла». Представление должны были поддерживать придворные дамы «в количестве десяти и более» — им належало напудриться, подвести брови и надеть расшитые шелковые одежды. При виде этих красавиц варвары не могли бы остаться равнодушными к музыке. «Тем самым мы наведем порчу на их уши, — обещает Цзя И. — [Это еще] одна “приманка”».