Сито

— Подожди, — прошептал Андрей. — Как это не лишишься? Все же хорошо… Наладилось вроде… Завтра день рождения у Нюськи…

— Наладилось, — передразнил отца Дим Димыч. — Ты доживи еще до дня рождения. Хотя вот тебе и ответ. Завтра день Лели и Лады[4]. Вот чей отблеск может сиять на твоей дочери. Я еще удивляюсь, как упыри со всей округи не слетелись. Хотя, может, он один и остался…

— Кто он? — прошептал Андрей.

— Никто не скажет, — вздохнул Дим Димыч. — Кто хочешь. Сосед. Жена твоя. Я. Ты сам, если память твоя перерывы лепит. Рыбак, что от реки идет и глаз на твою дочь положит. Бабка, что дорогу перешла и взгляд косой кинула. Неизвестно. Только тянется нитка в черную бездну, а разматывается-то не катушка, а дочка твоя. Этой ночью вся нечисть силу имеет. Так что… Приглядывай за своим брауни. Это ведь он ниточку-то от твоей дочери придержал, не дает ей разматываться, он.

— А если бы его не было? — мрачно спросил Андрей.

— Тебе честно сказать? — поднялся на ноги Дим Димыч. — Сейчас бы я вот тут рядом дом рыл. И колодец. Хотя колодец не нужен. Водопровод же есть? А вот волынки у меня нет. Да уж, наслышан. Так что — толку от меня и не было бы, даже если учесть, что смерть-то мне не грозила бы. Очень плохая примета убить домового. Даже для упыря. Даже если он все поставил на твою дочь. Всю свою гниль напряг!

— А что делать если… — прошептал Андрей. — Если… что-то оборвется?

— Старайся, чтобы не оборвалось, — буркнул Дим Димыч и стал спускать с лестницы. Обернулся уже внизу. — Один способ есть. Еще мой отец меня учил. Лет триста тому назад, если не раньше. Если все пропало, делай невозможное, не ошибешься.

Вечером снова подползла боль.

Встала горбатой черной тенью в углу. Растопырила кривые пальцы и замерла, словно изготовилась к прыжку. Но за окном загудела волынка, и тень стала таять, пока не обратилось пятном на обоях.

Андрей проснулся от крика Нюськи. За стеной дома слышался треск. Ирина метнулась наверх, а Андрей выскочил на улицу. Домик брауни горел. Он сам лежал в двух шагах от крыльца. Андрей подскочил к дому, увидел разодранную в клочья волынку, бледного, с выступившей на лице кровью брауни, оттащил его в сторону, бросился к колодцу, плеснул воды на округлое лицо, на усы, на торчащие уши, на скулы, на щетку черных волос.

— Нюська задыхается! — закричала в окно Ирина. — У нее следы пальцев на горле!

— Толс[5], - вдруг подал голос брауни, сел, вытер рукавом с лица кровь, посмотрел мутными глазами на отца и повторил: — Толс.

— Что делать? — прохрипел Андрей.

— Гриена[6], - сказал брауни. — Гриена.

И вдруг вскочил на ноги и побежал к дому.

Он влетел на кухню маленьким вихрем, один за другим начал раздирать, отворять шкафы, разбрасывать кастрюли и сковороды, пока не выдернул откуда-то с дальнего угла деревянное сито-решето и побежал с ним по ступеням наверх, и Андрей не мог успеть за ним. Наверху Нюська с бледным лицом, без слез, но с болью в глазах судорожно пыталась вдохнуть, и мать обливала ее собственными слезами. Но брауни подставлял сито под слезы Нюськи, и что-то бормотал, и тыкал пальцем в свои глаза, и расчерчивал слезы на своих щеках, и наконец из наполненных мукой глаз дочери выкатились две слезинки, и брауни кубарем покатился вниз по лестнице, и Андрей тоже побежал за ним.

Где-то в отдалении уже слышалась сирена пожарных машин, и, кажется, кто-то бежал по улице, гремели ведра, мелькали какие-то тени, а брауни у колодца бил ладонями по краю сита, резал их в кровь, а потом наполнял сито водой. Подхватывал его и бежал. Вода выливалась через два-три шага, брауни возвращался и показывал жестами Андрею — лей воду в сито. И Андрей лил, и брауни снова пробегал несколько шагов и возвращался обратно с пустым ситом. И Андрей снова наполнял его, крутил ворот и наполнял, не обращая внимания на подставленные кем-то ведра. Трещал забор под колесами пожарной машины. Неслись крики:

— Дом пролейте, чтобы не занялось! Будку потом! Хрен с ней! Мальца держите с решетом! Ведро отнимите у хозяина! Обезумел!

Ладони брауни сжимали сито так крепко, что кровь текла из его ладоней, заливала плетение. И он проходил с каждым разом все дальше и дальше, но вода вытекала, и он снова возвращался.

— Подожди, — остановил его Андрей, и шатающийся от изнеможения брауни, жмурясь от света фар, посмотрел на сито, которое он держал в руках, на окровавленные ладони, на свисающие с сита капли крови, и понял. Пробормотал что-то неразборчивое и быстрое, крутанул сито между ладонями, перевернул и начал размазывать по нему кровь.

— Быстрее, быстрее, — хрипел Андрей и тоже рвал края собственных ладоней зубами, а брауни продолжал размазывать, пока дно сита не обратилась в кровавое матовое зеркало. И тогда он прижал его к груди, обмяк и закрыл глаза.

Андрей наполнил сито водой.

Подхватил брауни на руки.

Посмотрел на пылающий, проседающий дом домового, и побежал не к нему, а туда, куда пытался бежать брауни. Вдоль забора. Мимо соседей и пожарных. Через шланги и опадающие искры.

До угла. Затем повернуть и вдоль другого забора за дом, мимо сарая и баньки.