Система и личность

Разум (ratio) означает меру, критерий; истинная разумность – не та, что отличает философов (Аристотеля, Фому Аквинского или просветителей). То, что я называю разумом, есть проекция нашей экзистенциальной пропорции, нашей формы, наших идей, необходимая для взаимодействия с любой близкой нам реальностью. Мы можем пользоваться проективной мерой, возникающей из предстоящего нам реального факта, мы не знаем, каково мироздание само по себе, мы знаем только, каково оно в отношении к самоявленной точке нашей соразмеряющей данности. Выражение «человек есть мера всех вещей» не означает, будто человек может делать все, что пожелает, но он может овладеть наукой в той мере, в какой подчинит сознание принципам собственной организации. Человек знает реальность, если он знает самого себя. Это нечто такое, что мы должны смиренно усвоить и в чем лишь впоследствии сможем вполне удостовериться. Человек – поскольку он сотворен (то есть является выражением интенциональности природы), а не только замыслен, – есть мера всех вещей.

Право – любая вещь, согласная или протекающая согласно с чем-то, есть техническая мера. Ius (от iuxta): iuxta rem или iuxta modum, scriptum, ratum означает «право есть власть, есть логико-рациональная, моральная способность начинать действие, исполнение предустановленного».

Справедливость (от iustum ago) – делаю равное, действование, согласное. Следовательно, право есть конкретность того, что объективировано в законе; закон (от legare – утверждать в соответствии) есть рациональное определение некоей цели. В то время как ius есть ближайшая к цели действующая причина, закон фиксирует эту цель; право специфицирует и определяет поступок, которым достигается зафиксированная или санкционированная законом цель, конкретно уточняет ту функцию или реальность, которую желает осуществить закон. Право является объектом закона в той мере, в какой закон дает уточняющее определение поступков субъектов в известной взаимосвязи, а следовательно, закон есть рациональное установление, служащее для достижения общего блага известного коллектива (двух или более индивидов).

Как только закон усовершенствуется, действие становится правомерным при его соответствии закону, а не в том случае, если оно полезно. Однако было бы желательно, чтобы в качестве фундаментального критерия утвердилось полезное; утилитаризм, понимаемый, однако, не в либеральном смысле, а, скорее, как критерий функциональной пригодности для неповторимой онтическо-гуманистической сущности.

К сожалению, закон принуждает следовать ему совершенно независимо от его полезности для группы. Это предполагает обязательность, жизнь или деятельность в соответствии с законным, а не с истинным или полезным самим по себе; это допускается для всякого закона, если он обладает приматом насилия или преобладающей идеологической либо физической силой. Это обстоятельство оказывается определяющим. Если и дальше процесс будет развиваться в этом направлении, то в результате это непременно приведет к шизофрении человеческого самотворчества. Это мы можем видеть и без особого труда подтвердить на примере finis operae или finis operantis (составляющих философское прибежище ученых-юристов).

2.3. Аутентификация права

Господствующая сегодня путаница в понятиях о праве вообще накладывает на исполнителей права исключительную обязанность: удостоверить эпистему его функциональности и, индивидуально в ней удостоверившись, наставить и направить общество в это русло. Бесполезно прикрываться, ссылаясь на толпу, на насилие массы. Демократия и есть насилие массы, поскольку отношения демократического преобладания базируются на подаче голосов, а не на рациональности фактов: следовательно, мы имеем дело с количественным, а не с интеллектуальным большинством. Конечно, мы должны признать его, но глубоко мыслящий юрист внутри себя не вправе оправдывать себя насилием количества, потому что это означало бы осуществлять разум силы, а не силу интетрального разума, которая заключается в божественной пропорции противоположностей.

Всякий народ, прежде чем вступать в дискуссии или сражения, желает иметь гарантию законности тех принципов, ради которых он живет и умирает: он не знает, справедливо ли это, и обращается к естественным исполнителям права, закона, справедливости. Дело свечи – стоять на столе, но, если и свечи уйдут во тьму, подчиняясь воле какого бы то ни было насилия, тогда все потеряно.